Френсис Фицджеральд - Три часа между самолетами

Ф.Скотт Фицджеральд

Три часа между самолетами

1

Дональд понимал, что шансов у него мало, но настроение было подходящее, сил полно, делать все равно нечего, а вся докучливая работа осталась позади. Сейчас он вознаградит себя. Если удастся.

Самолет приземлился, Дональд ступил на землю, летняя ночь прерий поглотила его, и он пошел к глинобитному домику на краю аэропорта, выстроенному в духе старых железнодорожных вокзалов. Он не знал, жива она или нет, по-прежнему ли в этом городе и какую носит фамилию. Он волновался все сильнее, когда листал телефонную книгу, отыскивая номер ее отца, который за эти двадцать лет вполне мог умереть.

Нет. Судья Хармон Холмс - Хиллсайд, 3194.

Он попросил позвать мисс Нэнси Холмс. Женский чуть насмешливый голос ответил:

- Нэнси теперь миссис Уолтер Гиффорд. А кто ее спрашивает?

Но Дональд повесил трубку. Он выяснил, что хотел, а времени у него было всего три часа. Он не помнил никакого Уолтера Гиффорда - и когда листал телефонную книгу, снова встревожился. Она ведь могла, выйдя замуж, переехать в другой город.

Нет. Уолтер Гиффорд - Хиллсайд, 1191. Он облегченно вздохнул.

- Я слушаю!

- Здравствуйте. Можно попросить миссис Гиффорд? Это говорит ее старый знакомый.

- Я вас слушаю.

Он сразу узнал - или это только почудилась ему? - своеобразное очарование ее голоса.

- Это говорит Дональд Плант. Мы с вами виделись в последний раз, когда мне было двенадцать лет.

- Да? - с вежливым удивлением спросила она; но он так и не понял, рада ли она и узнала ли его.

- Дональд! - повторила она. Теперь в ее голосе слышалось нечто большее, чем просто попытка вспомнить. - ...Когда ты возвратился? - Потом теплее: Где ты?

- На аэродроме. Через несколько часов улетаю.

- Так приезжай.

- А не поздновато ли?

- Господи, нет, конечно! - воскликнула она. - Я сижу дома одна, тяну виски с содовой. Скажи шоферу...

По дороге Дональд перебирал в памяти их разговор. Его слова "на аэродроме" доказывали, что он по-прежнему богат и респектабелен. Нэнси одна - и это могло означать, что она теперь не очень привлекательная особа и у нее нет друзей. Муж, возможно, в отъезде или уже спит. И может быть, оттого, что мысленно он всегда видел ее десятилетней девочкой, упоминание о виски покоробило его. Но он тут же с улыбкой подумал, что ведь ей уже около тридцати.

Дорога свернула к дому, и в дверях освещенной комнаты возникла прелестная темноволосая женщина со стаканом в руке. Он наконец воочию увидел ее, вздрогнул и, выходя из такси, спросил:

- Миссис Гиффорд?

Она включила свет над подъездом и не отрываясь глядела на него широко открытыми, испытующими глазами. Потом сквозь недоумение проступила улыбка.

- Дональд, это и правда ты! Как мы все меняемся. Вот это встреча!

Они вошли, перебрасываясь ничего не значащими фразами, повторяя: "Сколько лет, сколько зим", - и у Дональда екнуло сердце. Отчасти оттого, что ему представилась их последняя встреча, - когда она, задрав нос, проехала мимо на велосипеде, - а отчасти из страха, что говорить будет не о чем. Как на сборе бывших однокашников: чувствуешь, что прошлого не вернуть, и изб всех сил скрываешь это в суете шумного веселья. Он с ужасом понял, что эта встреча может оказаться тягостной и пустой. И очертя голову начал:

- Ты всегда была хорошенькая. Но я не ожидал, что ты стала такая красавица.

Это подействовало. Он вовремя сообразил, что к чему, сделал смелый комплимент, и из скучающих друзей детства они превратились в малознакомых людей, которые нравятся друг другу.

- Хочешь виски? - спросила она. - Нет? Не подумай, ради бога, что я пью втихомолку, просто сегодня меня заела хандра. Я ждала мужа, а он дал телеграмму, что задерживается на два дня. Он очень милый, Дональд, и очень красивый. Вроде тебя, и волосы такие же, - она запнулась, - по-моему, он увлекся кем-то в Нью-Йорке, не знаю...

- Глядя на тебя, этому не поверишь, - сказал он. - Я был женат шесть лет и, было время, точно так же мучил себя. Но в один прекрасный день раз и навсегда покончил с ревностью. Когда моя жена умерла, я понял, что это было правильно. Теперь в памяти осталось только хорошее - ничто не испорчено, не запачкано, не за что корить себя.

Она внимательно смотрела на него, участливо слушала.

- Сочувствую, - сказала она. И, выждав сколько положено, продолжала: Ты очень изменился. Ну-ка, повернись. Я помню, отец говорил: "У этого парня есть голова на плечах".