Чжоу Ли-бо - Ураган

— Огласи! — распорядился Сяо Сян.

Лю Шэн поднял руку и, когда толпа несколько притихла, громким голосом прочел обвинительное заключение.

«Хань Фын-ци, — говорилось в обвинении, — убил семнадцать человек и вместе со своим сыном опозорил, а затем продал в публичные дома сорок три женщины. В каждой семье кто-нибудь работал на него даром. У тех, кто арендовал у него землю, кроме одного Ли Чжэнь-цзяна, после осенних расчетов почти ничего не оставалось. Батракам он не платил. Всех неугодных ему людей с помощью начальника японских жандармов Морита Таро Хань Фын-ци заставлял отбывать трудовую повинность».

Толпа вновь зашумела, угрожающе поднялись палки:

— Убить его! Убить!

— Нельзя оставить среди людей такого злодея!

— Пусть жизнью расплатится за свои преступления!

Начальник бригады предложил крестьянам продолжать разоблачение помещика, но люди уже не хотели ничего слушать:

— Зачем? И так все известно!

Кто-то крикнул:

— Убить его! Покуда не убьем, не разойдемся!

— Не разойдемся! — загудела толпа.

Сяо Сян бросился в школу, схватил телефонную трубку и вызвал уездный комитет. Доложив о требовании крестьян, он просил сообщить ему мнение комитета.

Толпа терпеливо ждала, бдительно следя за малейшим движением своего пленника. Он стоял на коленях, крепко связанный веревками, свесив на грудь голову. Лю Шэн сообщил много вопиющих фактов из преступной жизни Хань Лао-лю, еще не известных жителям деревни.

— Долой гоминдановские банды! Долой Чан Кай-ши! — крикнул Сяо Ван.

Тысяча голосов подхватила эти слова, разнесла по равнине до самых гор.

Начальник бригады вернулся и торжественно объявил, что уездный комитет согласен с мнением народа. Убийца должен ответить за свои преступления.

— Десять тысяч лет народному правительству! — разом выдохнула толпа.

Чжао Юй-линь и Бай Юй-шань, держа винтовки наперевес, повели на казнь Хань Лао-лю. Позади шли Го Цюань-хай и Ли Всегда Богатый, также вооруженные винтовками. Вслед за ними к восточным воротам катилась ликующая толпа, выкрикивающая лозунги, поющая радостные песни. Звенели гонги, гремели барабаны, рокотали трубы. Это был праздник освобождения.

— Я три года плакала и три года ждала этого дня! И вот он пришел, он пришел! Моя бедная Цюнь-цзы! Председатель Мао сегодня отомстит за твою кровь, отомстит! — восклицала слепая старуха Тянь, опираясь на поддерживающую ее руку Дасаоцзы.

Большое ядовитое дерево, так долго высасывавшее ненасытными корнями кровь бедняков, было наконец срублено. Угнетатель и убийца Хань-шестой заплатил за свои злодеяния собственной жизнью.

Победа над Хань Лао-лю пробудила дремавшие в народе силы. Крестьяне толпами осаждали бригаду и просили принять их в крестьянский союз.

Сяо Сян отсылал их к Чжао Юй-линю.

— А он может? — с недоверием спрашивали некоторые.

— Почему же не может! Он — председатель.

В доме Чжао Юй-линя до самой ночи не смолкал шум голосов. У председателя не было даже времени перекусить.

— Старина Чжао, а мне тоже можно будет вступить в крестьянский союз? — спросил как-то Хуа Юн-си, жена которого умерла, когда он отбывал трудовую повинность.

— Отчего же. Найди двух рекомендующих и дело в порядке.

Однажды к Чжао Юй-линю явился хозяин харчевни, у которого некогда квартировал Братишка Ян.

— Запиши и меня, председатель, — попросил он.

— Как, и ты? — удивился Чжао Юй-линь.

— А почему нет? Я давно стою за революцию…

— Что-то непохоже. Вспомни, как ты со своим постояльцем обманул комиссию и составил фальшивый список, — сурово оборвал его Чжао Юй-линь.

— Тогда ошибка случилась, председатель… Обещаю исправиться…

— Ладно, мне недосуг сейчас с тобой разговаривать, — снова перебил его Чжао Юй-линь, чтобы отвязаться от непрошеного гостя.

— А если исправлюсь, примете потом?

— Потом и увидим, — бросил Чжао Юй-линь и, не глядя на просителя, отправился по своим делам.

Вернувшись в харчевню, хозяин с раздражением сказал своему компаньону:

— Этот Чжао забрал теперь такую власть, что и не пикнешь!

Вскоре и Ли Чжэнь-цзян пожелал заделаться членом крестьянского союза. Сам он заявить об этом не решился и подослал своего человека. Тот предложил Чжао Юй-линю сделку: Ли Чжэнь-цзян, мол, готов добровольно отдать союзу четырех из восьми своих лошадей.

— Мы лошадей в союз не принимаем. Наш союз — человеческий, — иронически заметил Чжао Юй-линь.