Частушки понравились. К хору женщин и детей присоединилась молодежь, а затем и старики стали подтягивать.
За воротами зазвенели гонги и тарелки, загрохотал большой барабан.
— Ведут! Ведут! — зашумела толпа и хлынула к воротам.
У ворот образовалась давка, всем хотелось протиснуться вперед.
Хань Лао-лю конвоировали четверо бойцов отделения охраны. На всем пути от школы до усадьбы были расставлены часовые отряда самообороны. На всех сторожевых башнях помещичьего двора у бойниц находились дозорные.
Бай Юй-шань с винтовкой за плечами прохаживался по шоссе, поглядывая на башни. Он наказал дозорным неустанно следить за полями и тотчас же сообщать, если они заметят что-либо подозрительное. Управляющий Ли Цин-шань и Хань Длинная Шея бежали. Они могли предупредить Ханя-седьмого. Кто знает, быть может, Хань-седьмой налетит с бандой на деревню и сделает попытку спасти своего братца.
Вчера Бай Юй-шань вернулся домой очень поздно. Последнее время он очень похудел, осунулся, чувствовал усталость и, добравшись до кана, свалился в полном изнеможении. Нечаянно он задел локтем жену. Она приподнялась:
— А… пришел… Будешь кушать?.. Лепешки в чугунке…
— Не буду… Устал… Завтра суд над Хань Лао-лю. Ты тоже иди.
— А зачем бабам ходить? — недоуменно спросила Дасаоцза.
— Чего? — промычал Бай Юй-шань, засыпая.
— Я говорю, бабам идти зачем?
— Как зачем? Разве ты не хочешь отомстить за маленького Коу-цзы?.. — вяло отозвался он и захрапел.
— Я на собрании говорить боюсь. Скажу одно слово, а другого не подыщу…
Дасаоцза разбудила мужа на рассвете. Когда Бай Юй-шань ушел, она отправилась на собрание. У стены помещичьей усадьбы Дасаоцза увидела жену Чжао Юй-линя и других женщин и присоединилась к ним.
Когда помещика привели и поставили у стола, поднялся невообразимый шум. Чжао Юй-линь, распахнув гимнастерку и багровея от натуги, кричал:
— Не шуметь! Закройте рты! Становитесь как следует! Сегодня мы рассчитаемся с помещиком и предателем Хань Фын-ци. Настало время беднякам отомстить. Подходи по одному!
От толпы отделился молодой крестьянин. В одной руке он держал пику, в другой — палку. Крестьянин вплотную подошел к помещику, посмотрел на него долгим, ненавидящим взглядом, и, когда повернулся, все узнали Чжан Цзин-сяна.
— Хань-шестой — мой смертельный враг! Несколько лет назад я работал батраком на этом дворе. В конце года Хань Лао-лю не только не заплатил мне заработанных денег, но еще отправил отбывать трудовую повинность. Когда же я сбежал оттуда, он посадил в тюрьму мою мать. Хочу отомстить теперь за нее. Соседи! Можно его бить или нет?
— Можно! Можно! — громовым раскатом прокатилось по двору. — Бей его до смерти!
Над головами поднялся целый лес палок. Толпа кинулась к столу, но ее остановил отряд самообороны, и, окружив стол, бойцы отряда выставили перед собой пики.
Едва Чжан Цзин-сян занес палку, как помещик рухнул на землю.
— Притворяется! — крикнул Чжао Юй-линь.
Толпа мигом смяла охранение. Произошла свалка. В суматохе удары сыпались на головы и спины соседей. Возчику Суню сбили шляпу. Он нагнулся, чтобы поднять ее, но в этот момент на него вновь обрушился удар. Все были настолько возбуждены, что если кому и доставалось по ошибке, никто это за обиду не считал.
— Подымите его! Мы еще поговорим с ним! — закричал Чжао Юй-линь.
Когда лысина помещика вновь показалась над головами людей, к столу бросилась женщина в залатанном голубом халате.
— Ты, негодяй, убил моего сына! Вот тебе за это!..
Она ударила Хань Лао-лю по плечу, хотела размахнуться еще раз, но силы изменили ей.
Это была вдова Чжана, живущая у северных ворот. Три года назад Ханю-шестому приглянулась молодая жена ее сына, и он стал ежедневно заглядывать к ним в лачугу. Однажды взбешенный муж погнался за помещиком с ножом. В тот же вечер этого Чжан Цин-юаня отправили отбывать трудовую повинность, а по дороге подосланные помещиком убийцы, договорившись с японцами, задушили его.
— Отдай мне сына, злодей! Отдай! — рыдала в исступлении вдова.
Ее вопль потонул в тысячеголосом реве толпы.
— Отдай нам сыновей! Отдай загубленных мужей! — надрывались женщины.
— Отдай наших отцов! Братьев наших отдай! — вторили мужчины.
— Запиши еще одно преступление, — обратился начальник бригады к Лю Шэну, стоявшему с блокнотом возле стола.
Лю Шэн занес в блокнот имя убитого и время, когда было совершено преступление.
Читать дальше