Ричард Олдингтон: Ничей ребенок

«По приглашению леди Медлингтон (очень мелким шрифтом) мистер Шарлемань Кокс (очень крупным шрифтом) исполнит:

1. Музыкальные тексты с папируса II века, расшифрованные покойным профессором Пжебжековским. Редактировал и аранжировал для фортепьяно Шарлемань Кокс.

2. Квинтет Финголини для смычковых и фортепьяно. Исполняются только партии смычковых. Аранжировал для фортепьяно Шарлемань Кокс.

Антракт

3. Симфония «тамтам» негров банту. Аранжировал для фортепьяно Шарлемань Кокс.

4. Гарольд Гардрада. Опера. Отрывки из этого еще не оконченного великого произведения. Аранжировал для фортепьяно Шарлемань Кокс.

Примечание: Мистер Шарлемань Кокс убедительно просит не докучать ему аплодисментами во время исполнения музыкальных произведений».

Чувство тупой почтительности, внушенное мне чтением этой скромной программы, было рассеяно резким, лающим смехом, который прошел diminuendo [4] Постепенно ослабевая (ит.). через целую гамму похохатываний и судорожной икоты. Еще никогда не приходилось мне слышать такого неестественного, натужного смеха. Возле рояля стояли три широких кресла. Я заметил пару ног в темных брюках и белых гетрах, — они с какой-то судорожной энергией на протяжении двадцати секунд успели лечь одна на другую, стать рядом и снова занять прежнее положение. Потом я увидел туловище, почти утонувшее в низком глубоком кресле, пару рук с длинными нервными пальцами и очень бледное красивое лицо — ни дать ни взять Гермес Праксителя, [5] Гермес с младенцем Дионисом — статуя Праксителя, изваянная из мрамора ок. 340 г. до н. э. изваянный из кольдкрема. Эта пародия на прекрасного бога изрекла какое-то замечание, смысл которого я не уразумел. Акцент был резко американский, и его не старались смягчить, скорее напротив. В моем неповоротливом мозгу англичанина неожиданно родилось подозрение, тут же сменившееся уверенностью, что передо мной сам великий Шарлемань Кокс.

Я не ошибся. Кресло слева от него занимала пышная, добродушная с виду особа почтенного возраста, которая напомнила мне нашу экономку, ту, что была из Сассекса. Мистер Кокс, обращаясь к ней, называл ее «Эмили», и я подумал, что, быть может, это его кормилица, которую он, по свойственному американцам демократизму и широте взглядов, притащил с собой послушать его концерт. Позднее выяснилось, что «Эмили» — баснословно богатая аристократка, покровительница муз, герцогиня де Монтиньи-Бельгард, среди предков которой были их святейшества Священной Римской империи. Обуреваемая филантропией, она рыскала по лондонским гостиным. В третьем кресле я увидел прелестное тоненькое существо с глазами-незабудками и нежными завитками мягких золотистых волос — ну прямо-таки первоклассный портрет работы Амброза Макэвоя. [6] Макэвой Артур Амброз (1878–1927) — английский художник-портретист. То была, как я впоследствии узнал, Бетти Пенсестер, дочь богатого английского баронета, презиравшая свой класс и обожавшая все, что не одобрялось и почиталось avant garde. [7] Передовым (фр.). Бедняжка, после войны она стала коммунисткой и погибла на авеню де Клиши от руки какой-то сенегальской мулатки. Но это уже другая история.

Мистер Кокс держался с дамами как нельзя более фамильярно, резко им противоречил во всем, саркастически хохотал, стоило им сказать слово, и не выпускал из своей руки руку Бетти Пенсестер. Дамам, по-видимому, все это ужасно нравилось, и я с грустью подумал о своей собственной безвестности и о том, как все-таки чудесно быть на положении великого артиста.

Не стану описывать концерт мистера Кокса. Некоторые подробности, о которых я здесь распространялся, можно объяснить тем, что первая встреча с гением, естественно, врезается в память навеки, и к тому же подробности эти в известной мере показывают, какое место занимал мистер Кокс в тогдашнем фешенебельном обществе. Я должен только еще добавить, что перед каждым музыкальным произведением мистер Кокс читал пояснительную лекцию, смысл которой был настолько темен — во всяком случае, для меня, — что мне хотелось, чтобы он объяснил свои объяснения. Быть может, внимание мое было несколько рассеянно, потому что во время концерта мистер Кокс то закрывал окно, так как оттуда тянуло сквозняком и летела сажа, то снова открывал его из-за жары в комнате. Один раз в публике послышалось сдержанное хихиканье, что грубо нарушило исполнение симфонии негров байту, состоявшее в том, что исполнитель колотил в частом стаккато по «до» первой октавы в ритме «там-там», «там-там», «там-там», переходя постепенно от пианиссимо к фортиссимо. Возможно, слушатели слишком многого ждали от этой симфонии, так как перед началом ее мистер Кокс заявил, что она закладывает основы всей музыки будущего. Впрочем, Бетти и герцогиня аплодировали громко и усердно.