Луи Арагон - Орельен. Том 1

Орельен неопределенно махнул рукой.

— Верно говорю, приезжаете вы с новым врачом… вашим кузеном, мадам. Я его еще в ту пору не знал. Когда он прибыл, мы сидели на передовой, а вы знаете, на передовой не часто врача увидишь… Тогда он еще весь так и сверкал… лето, понимаете, ну и грязи-то не было. А я уж больше не мог… Прямо обезумел. Три ночи глаз не смыкал. Утром атака, потом день этот страшный, короче, подхожу я к господину лейтенанту и говорю: «Вы меня знаете, господин лейтенант? Знаете; что нет другого такого мягкосердечного человека. Ведь я, что называется, мухи не обижу».

— Заладил свое, — вздохнул Фукс.

Лемутар смущенно пожал плечами и с виноватым видом обернулся к своему соседу.

— Мадам-то ведь этой истории не слышала. Верно, что я еще вчера ее мосье Фуксу рассказывал… А маленький доктор меня тогда еще не знал, он мог подумать, что я просто зверь от природы. Я ему и говорю: «Доктор приехал как раз вовремя, не могу я поступить иначе, если бы мог иначе поступить, тогда бы на любое пошел… но тут ничего другого поделать нельзя». Я сам себя не узнавал. «Что тут у вас, сержант?» — спрашивает лейтенант. А я ему говорю: «Приказывать вам не имею права, а прошу вас обоих пойти со мной, мне, для того, что я задумал, требуются свидетели. Хотите быть моими свидетелями? Вы же знаете, господин лейтенант, что я человек мягкосердечный, чересчур даже, а из-за них мне весь взвод перебьют». Лейтенант мне и говорит: «Успокойтесь, сержант, конечно, я вас знаю, конечно, вы человек мягкосердечный…» Помните, господин лейтенант?

По-видимому, Орельен помнил. Но не любил вспоминать об этом.

— Тогда я повел их обоих в окоп, а окоп маленький, даже головы не спрячешь. Так-так-так-так-так… А те орут среди мешков. Один, должно быть, уже бредить начал. Вынимаю я свой нож, открываю его и говорю: «Господин лейтенант, доктор, подождите меня здесь, больше тут ничего поделать нельзя… Тут всех нас укокошат, это уж как пить дать». Когда я подошел поближе, свет-то еще все-таки был, и те, должно быть, меня уже разглядели. Ах ты, пакость какая! Проживи и сто лет, все равно не забыть мне этого. Тот, что был сверху, сразу все понял… Должно быть, заметил мой ножик. Я подполз. А он как начал вопить по-ихнему что-то… Что он вопил, я не понимал, да разве надо было понимать, чтобы понять… «Не убивайте меня», — вот, что он говорил. В нашем взводе были эльзасцы, поэтому я кое-что все-таки разобрал, он звал свою маму… Сам-то я кроткий, как ягненок, но если бы я его оставил в живых, нас бы наверняка искрошило. Он все выл… А лицо! Вижу его, как будто оно сейчас передо мной. Пошевельнуться он не мог, у него прищемило обе руки. Тогда взял я нож… Никогда я не предполагал, что смогу перерезать ему по обе стороны шеи… как вы зовете эту жилу?

— Сонная артерия, — подсказал Фукс.

— Даже представить себе нельзя, сколько из нее может выйти крови. Всего меня забрызгало, а как он кричал… как кричал… до сих пор у меня в ушах его крик стоит! Ведь когда режешь свинью, так она свиньей и останется, а тут человек, живой человек! А со вторым еще хуже было. Сначала он ничего не понял, но потом, когда кровь того, верхнего, хлынула ему в лицо, он хоть и был в бреду, все-таки смекнул, что его ждет. Тот, второй, знал немножко по-французски. И вопил: «Пощадите, не надо меня убивать». Тогда меня такой гнев охватил против всех, против него, против всей этой мерзости, что встал я на колени и бью, бью, рука больше не подымается, а остановиться боюсь — вдруг он выживет… Ну как, господин лейтенант? Воображаю, какая у меня была физиономия, когда я оттуда вернулся… главное, что такой тихий человек, как я.

— Ладно, ешь свои устрицы, — прервал его Фукс, — семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, значит, я могу еще одну съесть…

Орельен разжал сердито стиснутые зубы. Он сидел мрачный, задумчивый. Береника украдкой разглядывала троих мужчин. Должно быть, и впрямь велика сила таинственных уз минувшего, если они могли связать этих, таких непохожих друг на друга людей. Ну, что на самом деле могло связывать Орельена Лертилуа и полицейского агента Лемутара? Вот он сидит, уплетает устрицы с луковым соусом и жалуется на тяжелые времена. Шампанское, по первому взгляду, будто и ходкий товар, а сколько его нужно продать, чтобы самому выпить немножко красного винца.

— Ах, — вздохнул он, — были мы герои три года назад! Вон твердят — привилегии бойцов и тому подобное… обязаны мы чем-нибудь этому бойцу или нет?..

Фукс начал рассказывать о судьбе бывших фронтовых товарищей: помнишь, вестового у капитана Ватле? «Эмиля, да?» — «Так вот, Эмиль умер в Сен-Дени от туберкулеза».