Все повернулись ко мне; стало очень неудобно.
— Летом они вместе катались на велосипеде, а когда Вилли уехал в школу, я взял в библиотеке книжку — посмотреть, что это за писатель такой. Прочел часть и сразу отправил назад. И написал суровое письмо библиотекарю. Я был весьма доволен, когда он снял эту книгу с выдачи. Будь она моя, я бы, не задумываясь, кинул ее в плиту.
— Я тоже пролистал одну из его книг, — вставил доктор. — Она меня заинтересовала, ведь действие происходит в здешней округе и можно распознать кое-кого из местной публики. Но не скажу, чтоб мне понравилось: по-моему, в книге излишек грубости.
— Я ему указывал на это, — сказал мистер Галовей, — а он ответил, что матросы из Ньюкасла, и рыбаки, и батраки не ведут себя как леди и джентльмены и язык у них другой.
— А зачем писать о таких вот людях? — вопросил мой дядя.
— И я это говорю, — заметила миссис Хейворт. — Все мы знаем, на свете есть грубые, дурные и порочные люди, но не пойму, чего ради нужно о них писать.
— Я его не защищаю, — отвечал мистер Галовей. — Я просто передаю его собственное объяснение. И еще, конечно, он ссылается на Диккенса.
— Диккенс ни при чем, — сказал дядя. — Кто станет возражать против «Пиквика»?
— На мой взгляд, тут дело вкуса, — сказала тетя. — Я всегда считала Диккенса очень грубым, и я не желаю читать про людей, которые не умеют правильно говорить. Честно сказать, хорошо, что сейчас погода плохая и Вилли не может ездить с мистером Дрифилдом — не из тех он людей, с которыми Вилли стоит поддерживать отношения.
Мы с мистером Галовеем оба уставились в пол.
Как только позволяли размеренные рождественские торжества, я отправлялся в домик рядом с молельней конгрегационалистов. У Дрифилда всегда можно было застать Лорда Джорджа, а часто и мистера Галовея. Наш с ним заговор молчания сделал нас друзьями; встречаясь у нас или в церкви, мы обменивались многозначительными взглядами. Не упоминая о своей тайне, мы радовались ей; пожалуй, обоим приносило немалое удовлетворение водить дядю за нос. Но однажды мне пришло в голову: а ну как Лорд Джордж, встретивши дядю в городе, походя упомянет, что часто видит меня у Дрифилдов.
— Как быть с Лордом Джорджем? — спросил я у мистера Галовея.
— О, с ним я все уладил.
Мы перемигнулись. Лорд Джордж стал мне нравиться. Поначалу я был с ним сдержан и подчеркнуто вежлив, но он не сознавал, видимо, разницы в нашем социальном положении, и мне пришлось сделать вывод, что моя надменная обходительность не поставит его на место. Всегда добродушный, бодрый, неугомонный, он отпускал по моему адресу шуточки в своем любимом стиле, а в ответ я пользовался школьным остроумием; все это веселило других и располагало меня к Лорду Джорджу. Он вечно похвалялся своими широкими планами, но мирно сносил мои реплики насчет его несообразных фантазий. Меня развлекали его анекдоты про тузов Блэкстебла, изображавшие их в забавном свете, а когда он передразнивал их, я покатывался со смеху. Был он шумлив и вульгарен, одевался по моим понятиям безобразно (я не бывал в Ньюмаркете и не видел тренеров, но именно таким представлял костюм ньюмаркетского тренера); за столом держал себя отвратительно; но возмущал меня все меньше и меньше. Каждую неделю он вручал мне «Пинк Ан», который я тщательно свертывал в трубку, приносил домой в кармане пальто и прочитывал у себя в спальне.
К Дрифилдам я всегда уходил из дому после чая и всякий раз пил чай также у них. После Тед Дрифилд пел шуточные песенки, аккомпанируя себе то на банджо, то на пианино. Целый час пел он, всматриваясь в ноты близорукими глазами, улыбался и был рад, когда мы подхватывали припев. Потом играли в вист. Играть я выучился дома чуть не ребенком, когда вместе с дядей и тетей проводил за вистом долгие зимние вечера. Дядя всегда играл с болваном, игра велась, само собой, не на деньги, тем не менее, когда мы с тетей проигрывали, я забивался под стол и долго ревел. Тед Дрифилд не играл в карты, говоря, что ничего в них не смыслит, и когда мы начинали, садился к огню и с карандашом в руке читал какую-нибудь из книг, присланных из Лондона на рецензию. Я раньше не пробовал играть вчетвером и, конечно, играл плохо, а у миссис Дрифилд был природный дар к картам. Она обычно не умела сосредоточиться, но когда доходило до карт, становилась находчивой и осмотрительной. И начисто переигрывала нас. Вообще она была немногословна, но после розыгрыша, не унывая, брала на себя труд указать мне мои ошибки и делала это не только толково, но и словоохотливо. Лорд Джордж вышучивал ее, как и всех остальных; она улыбалась его зубоскальству, а порой удачно отвечала. Вели они себя не как любовники, а как хорошие друзья, и я забыл бы уже все, что про них слышал и что сам видел, но она иногда бросала на него взгляд, который выводил меня из равновесия; она глядела спокойно, будто на стол или стул, но в глазах была по-детски лукавая усмешка. Он сразу краснел и потел и начинал ерзать на стуле. Я торопливо оглядывался, не заметил ли этого священник, но тот был погружен в карты либо закуривал трубку.
Читать дальше