Уильям Моэм - Сплошные прелести

Пришло время возвращаться в школу. Ломовой извозчик заехал за моим чемоданом, а я решил пройти до станции пешком и не позволил тете провожать себя, — отбывать в одиночестве мне казалось более к лицу. Но по дороге стало довольно тоскливо. От Теркенбери сюда вела ветка, станция находилась на другом конце города, на взморье. Я купил билет и выбрал себе уголок в вагоне третьего класса. Вдруг я услыхал: «Вот он где», и показались оживленные мистер и миссис Дрифилд.

— Решили проводить вас, — сказала она. — Вам грустно?

— Нет, вовсе нет.

— Ничего, это ненадолго. Вот вернетесь к рождеству, времени у нас будет вагон. На коньках вы умеете кататься?

— Нет.

— А я умею. И вас научу.

Ее бодрость расшевелила меня, но в то же время при мысли, что они пришли на станцию прощаться со мной, щемило в горле. Я старался не выдать своих чувств.

— Надеюсь как следует поиграть там в футбол, — сказал я. — Надо бы попасть во вторую команду.

Ее глаза ласково сияли, яркие губы улыбались той улыбкой, что всегда так мне нравилась, а голос ее дрожал словно от смеха или слез. На секунду возникла пугающая мысль, что она сейчас меня поцелует; стало до умопомрачения страшно. Но она продолжала себе разговор в легком шутливом тоне, каким взрослые имеют обыкновение говорить со школьниками, а Дрифилд стоял молча, чуть улыбаясь и пощипывая бородку. Кондуктор дал резкий свисток и помахал красным флажком. Миссис Дрифилд схватила мою руку и пожала. Подошел Дрифилд.

— Ну до свиданья, — сказал он. — Тут кое-что для вас.

Он сунул мне в руку пакетик из туалетной бумаги, и поезд тронулся. В пакетике я нашел две полукроны. И покраснел до корней волос; приятно иметь лишних пять шиллингов, но мысль, что Тед Дрифилд осмелился сунуть мне подачку, вызвала гнев и чувство унижения… Никоим образом не должен я был принимать от него хоть что-то. Верно, мы вместе катались на велосипеде и на яхте, но он не саиб (слово я заимствовал у майора Гринкурта), и преподносить мне пять шиллингов — прямое оскорбление. Поначалу я думал вернуть деньги без единого слова, показывая своим молчанием, как я разгневан на допущенный им промах, потом стал обдумывать исполненное достоинства сухое письмо с благодарностью за щедрость и с указанием на невозможность для джентльмена принимать подачку от совершенно постороннего человека. Письмо я продумывал дня два или три, и все труднее становилось расстаться с полукронами. У меня появилась уверенность, что Дрифилд дал их мне из добрых побуждений, только он плохо воспитан и не знает приличий; не поднималась рука оскорбить его в лучших чувствах, вернув деньги. В результате я их истратил. А свою раненую гордость умиротворил, не написав Дрифилду ни слова благодарности.

Когда наступило рождество и я снова был в Блэкстебле, то сильнее всего тем не менее мне хотелось увидеться с Дрифилдами. В этом застойном местечке они единственные были связаны с внешним миром, который уже коснулся моих видений и тревожил любопытство. Но я не мог настолько преодолеть стеснение, чтобы зайти к ним домой, и надеялся столкнуться с ними в городе. А погода стояла ужасная, яростно гудел ветер, пронизывая до костей, и лишь изредка служанки, посланные по делу, проносились в своих вздутых ветром юбках, подобно рыбацким лодкам в шторм. Порывы ветра гнали вдоль по улице ледяной дождь, а небо, так нежно укрывавшее летом милую землю, стало теперь огромным саваном, напяленным на нее мрачно и угрожающе. Надежды случайно повстречаться с Дрифилдами было мало, и, наконец, я набрался смелости и выскользнул после чая на улицу. До самой станции дорога пролегала в темноте, а там уже стало проще держаться тротуара благодаря редким и тусклым уличным фонарям. Дрифилды жили в переулке, в двухэтажном желтом кирпичном домишке. Я постучал и, когда служанка открыла мне, спросил, дома ли миссис Дрифилд. Служаночка, сбивчиво сказав, что сейчас узнает, оставила меня в коридоре. Я успел расслышать голоса в комнате, но они стали доноситься приглушенно, когда закрылась дверь. Меня охватило чувство некой таинственности: в домах дядиных знакомых, даже если не было света и его зажигали только при вашем появлении, то все равно сразу просили в гостиную. Но вот дверь отворилась, вышел Дрифилд. Свет едва проникал в коридор, так что нелегко было разглядеть, кто пришел, но он вмиг узнал меня.

— О, это вы. Мы все думали, когда же с вами увидимся. — И крикнул: — Рози, это молодой Эшенден!

Послышалось восклицание, и в два счета миссис Дрифилд появилась в коридоре и протянула мне обе руки.