Петер Альтенберг - Венские этюды

Скучно.

«Я совсем не голодна», — сказала она, равнодушно пробегая глазами длинные столбцы блюд.

«Спросите себе соте из рябчика с шампиньонами», — сказал он.

«Хорошо».

Она положила на стол черепаховый веер, бинокль и круженной платочек. Потом медленно, лениво начала снимать перчатки.

Наступило молчание, — молчание, во время которого каждый думает: нужно бы теперь сказать: «Массене» или «этот венский оперный оркестр…» или «музыка…»

Но он сказал: «Соте из рябчика лучшее блюдо для слабых, — оно легко переваривается, питательно, не возбуждает жажды… Но если вы совсем не голодны…»

«Нет, совсем нет».

«Вы похожи на такой инструмент, — сказал он, — в котором прозвучавшие звуки долго, долго вибрируют. Наша душа всегда берет педаль».

«Я устала».

«Вы думаете о Винкельмане?» [28] Венский оперный артист.

«Да Таким я себе представляю наивного, детски наивного героя, такого, который не рассуждает, не сознает, — который только действует».

«Вы это хорошо сказали. И это в порядке вещей. Сначала „жизнь“, действие без рассуждения, — потом рассуждение без жизни».

«Зигфрид и Гамлет», — подумала она.

Но она была слишком скромна, чтоб сказать это.

Он — мужчина, великий музыкант, философ, мыслитель, — а она только женщина… У нее могут быть только бессловесные мысли…

Он сказал: «Мне нравится, что вы не мечтательница. Вы, должно быть, очень устали?..»

«Мужчина», — подумала она.

«Может быть, лучше заказать вам жареного рябчика с салатом?»

«Ах, нет». Она откинулась на твердую прямую спинку.

Она думала: «Что он говорил сейчас о жизни? Все-таки мужчина это что-то совсем другое, чем мы! у него тысяча мыслей одна за другой, и он заключает их в одну, в две… или рассыпает их… И потом сейчас же думает о салате, о рябчике. Он такой смелый, такой властный. А нам всегда кажется, что он к нам небрежен — несправедлив… Он говорит об одном, о другом, и тогда мы думаем: „Зигфрид и Гамлет…“ и все-таки мы только его рабы! И мы сразу исчерпаны — все обрывается! Мысль для нас как откровение. Мы поднимаемся над собой… Мы думаем в этот миг, что мы равны ему… А мы нищие! Он бросает гроши, а мы бежим купить себе на это булку… Для него нет ничего унизительного — жареный рябчик или шампиньоны — все важно для него. А мы должны всегда быть настороже. Мы не можем думать: Винкельман — гений, а соте — питательное блюдо… Мы должны только чувствовать: „Винкельман, Винкельман… Винкельман!“ А потом, когда наступает жизнь, мы думаем: положи тихонько руку на мои колени… я не оттолкну, потому что ты — мужчина, великий, властный, а я — женщина… Ах, Винкельман, далекий… Как ты близок!»

А великий музыкант, философ и мыслитель, облокотившись на стол, возбужденно смотрел в лицо молодой женщины.

Она чувствовала на себе его взгляд.

Принесли соте из рябчика…

Он взял ложку и облил белые кусочки на ее тарелке белым душистым соусом.

«Вкусно?» — спросил он ее, как мать ребенка.

Ему хотелось бы взять ее на колени и с ложечки кормить этими маленькими кусочками, облитыми соусом.

«Благодарю вас», — сказала она.

«Женщина», — думал он, — «женщина. Музыка и героизм — там мы все-таки всегда остаемся собой… Но вот перед таким молодым существом, видеть, как оно ест, чувствовать его под своей охраной — вот тут невольно теряешь себя. Это как дурман. Все мысли испаряются. Становишься сам детски наивным героем и хотелось бы взять ее на руки и нести через весь мир. Мы ее рабы…»

Но она не знала этого.

Она сидела и ела.

Потом она откинулась на спинку и вернулась мыслями к своему герою.

«Винкельман!..»

Два сборника рассказов — «Венские этюды» Петера Альтенберга и «Дублинцы» Джеймса Джойса — представляют собой настолько самодостаточные в художественном смысле литературные произведения, что их непосредственное (имеется в виду, не сопровождаемое какими-либо комментариями) прочтение доставит истинному любителю литературы удовольствие, которое только и может доставить общение с настоящим искусством.

Поэтому цель этих небольших заметок состоит исключительно в том, чтобы пояснить некоторые вопросы историко-литературного характера, которые могут возникнуть у читателя.