Сомерсет Моэм - Сотворение Святого

— Да, но ты мне не поверила.

— Я чувствовала, что это неправда, но ты причинил мне боль. А потом, Клаудия…

— Я так злился на тебя, что сделал бы все, чтобы отомстить… но я все равно любил тебя.

— Но Клаудия… ты любил и ее?

— Нет, — запротестовал я. — Я ненавидел ее и презирал, но старался забыть тебя. Я хотел, чтобы ты почувствовала, что стала мне безразлична.

— Я ее ненавижу.

— Прости меня.

— Я прощаю тебе все.

Я страстно поцеловал ее и уже не помнил, что и ей тоже надо бы попросить у меня прощения. Благо было за что.

Время пролетело незаметно, и когда луч света ворвался в окно, я в изумлении вскинул голову.

— Мы должны поторопиться. — Я прошел в прихожую, где крепко спал Андреа. Тряхнул его за плечо.

— Когда открываются ворота? — спросил я.

Он потер глаза и ответил:

— В пять.

Часы только что пробили половину пятого. Нужно было спешить. Я посчитал, что Андреа не успеет сходить в дом матери и вернуться обратно с необходимой одеждой. На это требовалось время, а каждая лишняя минута, проведенная во дворце Эсти, могла стать роковой. Но молодая и красивая женщина, выезжающая из города в столь ранний час, наверняка привлекла бы внимание стражи, и Джулию могли узнать.

Тут меня осенило.

— Раздевайся! — приказал я Андреа.

— Что?

— Раздевайся! Быстро.

Он тупо смотрел на меня. Я подскочил к нему и, поскольку он не торопился, сорвал с него камзол. Тут он понял и через мгновение остался в одной рубашке, тогда как я уже уходил с его одеждой. Отдал ее Джулии и вернулся. Андреа по-прежнему стоял посреди комнаты. Выглядел крайне нелепо.

— Послушай меня, Андреа, я отдал твою одежду женщине, которая будет сопровождать меня вместо тебя. Понимаешь?

— Да, но что делать мне?

— Пока ты останешься со своей матерью, а потом, если захочешь, можешь найти меня в моем доме в Читта-ди-Кастелло.

— А сейчас?

— Сейчас ты можешь идти домой.

Он не ответил, с сомнением посмотрел на меня, потом на свои голые ноги и рубашку, снова на меня. Я сделал вид, что не понимаю, в чем проблема.

— Тебя что-то волнует, Андреа? В чем дело?

Он указал на рубашку.

— И что?

— Ее обычно носят со штанами.

— Такому широко мыслящему юноше, как ты, негоже принимать во внимание подобные предрассудки, — со всей серьезностью сказал я. — В такое утро ты найдешь, что без камзола и штанов жизнь куда как более приятна.

— Общественные приличия…

— Мой дорогой мальчик, или ты забыл, что наши прародители довольствовались фиговыми листками? Тебя же не устраивает целая рубашка. Кроме того, у тебя стройные ноги и мускулистое тело. Кого ты стыдишься?

— Любого, кто пойдет следом.

— И напрасно, тебе есть что им показать.

— Стражник посадит меня под замок.

— Неужели ты думаешь, что дочь тюремщика сможет перед тобой устоять, если ты будешь в таком наряде?

Тут мне в голову пришла новая мысль.

— Слушай, Андреа, я сожалею, что ты в таком мрачном настроении, но постараюсь тебе помочь. — Пошел к Джулии, взял ее одежду и принес Андреа. — Вот!

Он радостно вскрикнул, но лицо его вытянулось, когда он увидел, что это нижняя юбка с оборками. Я прислонился к стене и смеялся так, что заболели бока.

Тут появилась Джулия, самый красивый слуга на свете…

— До свидания, — крикнул я, и мы поспешили вниз по ступеням. Решительно направились к городским воротам и с гулко бьющимися сердцами и невинными лицами миновали их, оказавшись на уходящей вдаль дороге.

Д’Орси и Моратини последовали моему совету и обосновались в Читта-ди-Кастелло. Туда же направились мы и в конце концов прибыли безо всяких приключений. Я не знал, где поселился Бартоломео Моратини, и мне не хотелось приводить Джулию в свой дом, поэтому я оставил ее в бенедиктинском монастыре, настоятельница которого, услышав мое имя, пообещала окружить гостью всемерной заботой.

Потом я пошел к своему дворцу, в котором не был много лет. Так разволновался, попав в родной город, что ничего не замечал на улицах, по которым проходил. А когда увидел такие знакомые стены, воспоминания нахлынули на меня… Я припомнил день, когда мне сообщили, что старик Вителли, правивший в то время в Кастелло, сказал обо мне некие слова, от которых как-то сразу неприятно зачесалась шея. Тут же я вверил младшего брата заботам родственника, каноника кафедрального собора, дворец оставил на мажордома, вскочил на лошадь и умчался с максимально возможной скоростью. Я полагал, что нескольких месяцев хватит, чтобы Вителли поостыл, но месяцы растянулись на годы, и он умер раньше, чем простил меня. Но теперь я действительно вернулся и больше уезжать не собирался. Путешествия научили меня осторожности, а случившееся в Форли на какое-то время утолило страсть к приключениям. Кроме того, я собирался жениться, положить начало большой семье, и, пусть даже судьба особой щедростью по отношению ко мне никогда не отличалась, я, похоже, обрел не только дом, но и любовь. И о чем еще я мог мечтать?