Кнут Гамсун - Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

— Если бы я только имѣлъ возможность, то я купилъ бы себѣ инструменты, необходимые для каменщика, — сказалъ однажды Гриндхюсенъ.

— А ты развѣ и каменщикъ также?

— Вовсе я не каменщикъ. Но когда колодецъ будетъ вырытъ, то придется выстилать его камнемъ.

Я брожу по острову и, по своему обыкновенію, думаю о томъ и о другомъ. Покой, покой! Мнѣ кажется, что каждое дерево въ лѣсу изливаетъ на меня небесный покой. Я замѣчаю, что маленькихъ птичекъ остaлось очень мало; только вороны молча перелетаютъ съ мѣста на мѣсто и тяжело опускаются на землю. Отъ времени до времени кисти рябины падаютъ съ деревьевъ и тонутъ въ густомъ мхѣ.

Быть можетъ, Гриндхюсенъ и правъ, что человѣкъ всегда можетъ какъ-нибудь пробиться и приспособиться. Я не читалъ газетъ двѣ недѣли, а я живу тѣмъ не менѣе, мнѣ даже хорошо, я совершенствуюсь въ смыслѣ пріобрѣтенія внутренняго мира, я пою, я стою съ непокрытой головой и любуюсь по вечерамъ на звѣздное небо.

Въ послѣднія восемь лѣтъ я сидѣлъ въ кафе и возвращалъ лакеямъ вилку, когда она не была достаточно чиста, но здѣсь у Гунхильдъ я вилки не возвращаю! «Замѣтилъ ли ты, — говорю я самъ себѣ, - что когда Гриндхюсенъ зажигалъ трубку, то онъ держалъ въ пальцахъ спичку, пока она не сгорѣла почти вся, и при этомъ онъ не обжегъ себѣ пальцевъ?» Я обратилъ вниманіе также и на то, что по его рукѣ ползла муха, но онъ ее не согналъ, а можетъ быть, онъ даже и не почувствовалъ ея. Вотъ какъ настоящій мужчина долженъ относиться къ мухамъ.

Вечеромъ Гриндхюсенъ садится въ лодку и отчаливаетъ отъ острова. Я брожу по берегу залива, напѣваю, бросаю въ воду камни и вытаскиваю на берегъ плавающія полѣнья. Небо усѣяно звѣздами, и луна ярко сіяетъ. Часа черезъ два Гриндхюсенъ возвращается, и въ лодкѣ у него цѣлая коллекція инструментовъ. «Онъ навѣрное гдѣ-нибудь стащилъ ихъ», — думаю я. Мы дѣлимъ между собою ношу, взваливаемъ ее себѣ на плечи и прячемъ инструменты въ лѣсу.

Между тѣмъ, наступила ночь, и мы расходимся по домамъ.

На слѣдующій день домъ окончательно выкрашенъ, но чтобы выработать полный день, Гриндхюсенъ идетъ рубить дрова до шести часовъ. Я беру лодку Гунхильдъ и отправляюсь на рыбную ловлю, чтобы не присутствовать при его уходѣ. Рыба не ловится, мнѣ холодно, и я часто смотрю на часы. «Ну, теперь его уже тамъ больше нѣтъ», — думаю я и около семи часовъ отправляюсь домой. Оказывается, Гриндхюсенъ уже переправился на материкъ; онъ окликаетъ меня съ берега и прощается со мной.

Мое сердце радостно забилось, словно раздался голосъ изъ далекой поры молодости, изъ Скрейи, звучавшій цѣлый вѣкъ тому назадъ.

Я переправляюсь къ нему на лодкѣ и говорю:

— Справишься ли ты одинъ съ рытьемъ колодца?

— Нѣтъ, мнѣ придется взять еще кого-нибудь съ собой.

— Такъ возьми меня! — сказалъ я. — Подожди здѣсь, я только пойду разсчитаюсь.

Но едва я отчалилъ отъ берега, какъ Гриндхюсенъ крикнулъ мнѣ:

— Нѣтъ, уже надвигается ночь. А кромѣ того, ты вѣрно болтаешь зря?

— Подожди нѣсколько минутъ. Мнѣ необходимо только съѣздить на островъ.

И Гриндхюсенъ усѣлся на берегу залива. Онъ вѣрно, вспомнилъ, что у меня оставалось еще немного отличной водки въ бутылкѣ.

Была суббота, когда мы пришли въ усадьбу священника. Послѣ долгихъ колебаній Гриндхюсенъ согласился взять меня въ помощники. Я закупилъ провизіи, купилъ себѣ рабочій костюмъ и стоялъ теперь въ блузѣ и высокихъ сапогахъ. Я былъ свободенъ, никто меня не зналъ. Я выучился ходитъ большими тяжелыми шагами, а что касается до пролетарской внѣшноcти, то какъ мое лицо, такъ и руки уже раньше этимъ отличались. Намъ разрѣшили жить въ усадьбѣ, а харчи мы могли себѣ готовить въ пивоварнѣ.

И вотъ мы начали рыть.

Я хорошо дѣлалъ свое дѣло, и Гриндхюсенъ былъ мною доволенъ.

— Вотъ увидишь, изъ тебя еще выйдетъ работникъ хоть куда, — сказалъ онъ.

Черезъ нѣсколько времени къ намъ вышелъ священникъ, и мы ему поклонились. Это былъ пожилой человѣкъ, говорившій медленно, какъ бы обдумывая свои слова. Его глаза были окружены цѣлой сѣтью морщинъ, которыя какъ будто образовались вслѣдствіе непрерывнаго добродушнаго смѣха. Онъ извинился передъ нами и сказалъ, что съ курами нѣтъ никакого сладу и что онѣ постоянно забираются въ садъ, а погому онъ попросилъ бы насъ сперва поправить немного заборъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ.

Гриндхюсенъ отвѣтилъ, что, конечно, этой бѣдѣ можно помочь.

Мы отправились въ садъ и начали чинить заборъ. Въ то время, какъ мы работали, къ намъ подошла молоденькая дѣвушка и стала смотрѣть на нашу работу. Мы поклонились ей, и она показалась мнѣ прекрасной. Потомъ къ намъ подошелъ также мальчикъ-подростокъ; онъ смотрѣлъ на насъ и задавалъ намъ множество вопросовъ. Это были навѣрное братъ и сестра, Работалось такъ легко, пока эти молодыя существа стояли и смотрѣли на насъ,