Кнут Гамсун - Голод (пер. Химона)

— Не пойти ли къ вамъ? — сказалъ я. — Я сяду совсѣмъ близко къ двери, если вы хотите.

Но я задрожалъ отъ волненія и тотчасъ же раскаялся въ своей дерзости. Что, если она разсердится и уйдетъ отъ меня. И я никогда больше не увижу ея. О, этотъ мой проклятый костюмъ. Я съ отчаяніемъ ждалъ отвѣта.

— Вамъ совсѣмъ не нужно сидѣть около двери, — говоритъ она нѣжно. Да. Именно эти слова. — Вамъ совсѣмъ не нужно сидѣть около двери. Мы поднимаемся наверхъ.

На лѣстницѣ, гдѣ было темно, она взяла меня за руку и повела. — Мнѣ не зачѣмъ молчать, — говоритъ она. — Я могу говорить.

Мы вошли. — Она зажигаетъ свѣчу — не лампу, а свѣчу, и говоритъ съ короткимъ смѣхомъ:

— Но вы не должны теперь смотрѣть на меня.

Мнѣ такъ стыдно, я никогда больше этого. не сдѣлаю.

— Чего вы больше никогда не сдѣлаете?

— Я никогда… нѣтъ… ни за что на свѣтѣ я не поцѣлую васъ.

— Неужели? — сказалъ и мы оба разсмѣялись. Я протянулъ къ ней руки, она отскочила въ сторону и проскользнула на противоположную сторону стола. Мы взглянули другъ на друга, между нами стояла свѣча.

— Ну, попробуйте поймать меня! — сказала она.

Громко смѣясь, я попробовалъ ее схватить. Во время погони она развязала вуаль и сняла шляпу; она не спускала съ меня своихъ блестящихъ глазъ и слѣдила за каждымъ моимъ движеніемъ.

Я сдѣлалъ новую попытку догнать ее, но зацѣпился за коверъ и упалъ: больная нога измѣнила мнѣ. Я поднялся въ крайнемъ смущеніи.

— Боже мой, какъ вы покраснѣли, — сказала она. Но вы ужасно неловки.

— Да, правда, — сказалъ я.

И мы снова принялись бѣгать вокругъ стола.

— Кажется, вы хромаете?

— Да, кажется, немного.

— Въ прошлый разъ у васъ былъ пораненъ палецъ, а теперь нога; всякія бѣды на васъ!

— Да, на-дняхъ меня переѣхали.

— Васъ переѣхали? вы опять были нетрезвы. Нѣтъ, молодой человѣкъ, что за образъ жизни вы ведете! — Она погрозила мнѣ пальцемъ и сдѣлалась серьезной. — Сядемъ! — сказала она. — Нѣтъ, напрасно вы садитесь возлѣ дверей; вы уже черезчуръ застѣнчивы; вы — сюда, а я — здѣсь вотъ, такъ!.. Ухъ! какъ скучно имѣть дѣло съ застѣнчивыми людьми. Все надо самой говорить и дѣлать, они ни въ чемъ не предупредятъ тебя. Напримѣръ, вы могли бы положить вашу руку на спинку моего стула; но вы бы сами могли догадаться. Ну, пожалуйста, не старайтесь убѣдить меня, что вы всегда такой скромный; съ вами нужно держатъ ухо востро.

— Вы въ достаточной мѣрѣ были нахальны, когда въ пьяномъ видѣ преслѣдовали меня своими выходками. «Вы потеряли вашу книгу, сударыня, вы серьезно потеряли вашу книгу». Ха-ха-ха! — Фу, это было отвратительно съ вашей стороны!

Я сидѣлъ, растерянный, и смотрѣлъ на нее. Сердце сильно билось, кровь разливалась по жиламъ съ особенной теплотой. Что за странное ощущеніе.

— Отчего вы ни слова не говорите?

— Какъ вы хороши! — говорю я. — Вотъ я сижу и вполнѣ поддаюсь вашимъ чарамъ… ничего не подѣлаешь… Вы самое странное существо, которое я когда-либо… Ваши глаза вспыхиваютъ по временамъ, они похожи на цвѣты. Что? нѣтъ, нѣтъ, не на цвѣты. Я до безумія влюбленъ въ васъ, и это такъ неразумно. Боже мой, конечно, это ни къ чему… Какъ васъ зовутъ? Теперь вы должны мнѣ сказать, какъ васъ зовутъ…

— Ну, а васъ какъ? Боже мой, я чуть было опять не забыла! Вчера я весь день думала о томъ, что должна васъ спросить. Да, конечно, не весь день, но….

— Знаете, какъ я васъ называю? Я называю васъ Илаяли. Какъ вамъ это нравится? Въ этомъ есть что-то неуловимое.

— Илаяли?

— Да.

— Это на какомъ-нибудь иностранномъ языкѣ.

— Гм… — нѣтъ, не совсѣмъ.

— Да, это звучитъ недурно…

Послѣ долгихъ переговоровъ мы сказали другъ другу свои имена. Она сѣла около меня на тахту и оттолкнула ногой стулъ. Мы опять начали болтать.

— Сегодня вечеромъ вы побрились, — сказала она. — Въ общемъ видъ у васъ лучше, чѣмъ обыкновенно, но только немножко; не воображайте о себѣ черезчуръ много… Нѣтъ, въ прошлый разъ вы были такой противный. Къ тому же и палецъ у васъ былъ обернутъ въ грязную тряпку. И въ такомъ-то видѣ вы приглашали меня куда-то зайти, чтобы выпить стаканъ вина. Покорно благодарю!

— Такъ, значитъ, вы не пошли со мной изъ-за моего костюма? — спросилъ я…

— Нѣтъ, — отвѣтила она и потупила глаза. Нѣтъ, видитъ Богъ, что это не потому, мнѣ и въ голову ничего подобнаго не приходило…

— Послушайте, — сказалъ я, вы можетъ-быть думаете, что я могу жить и одѣваться, какъ мнѣ хочется. Что? Но я не могу этого, я очень, очень бѣденъ.

Она взглянула на меня.