Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)

— Да кое-что наберется.

— Ты понимаешь, — сказалъ Маккъ, — что для меня твои далеры не играютъ особой роли. Надѣюсь, ты это понимаешь въ точности. Такъ не изъ-за нихъ я хлопочу, а просто хочу поставить тебя опять на ноги.

— Честь и спасибо вамъ за это.

— Ты говоришь — цѣна… Объ этомъ потолкуемъ завтра. Встрѣтимся на тонѣ.

Маккъ кивнулъ въ знакъ того, что разговоръ конченъ, но, когда Бенони былъ уже въ дверяхъ, крикнулъ:- Слушай! Разъ ужъ я заговорилъ о письмѣ,- такъ вотъ оно. Заодно завернешь на почту; тогда оно завтра же пойдетъ…

Бенони занялся скупкой сельдей. Нанялъ людей, которые зябрили, солили и укладывали сельдь въ боченки. Ужъ если Сирилундскій Маккъ вернулъ ему довѣріе, такъ у кого-жъ бы хватило спѣси сторониться Бенони? И онъ подъ конецъ началъ ощущать въ своей могучей груди частичку прежняго довольства и благополучія.

А Макку онъ отнюдь не далъ себя провести. Послѣ перваго же маленькаго ободренія Бенони сталъ прежнимъ расторопнымъ и смѣтливымъ малымъ; онъ не весь свой капиталъ всадилъ въ сельдей. Нѣтъ, хватитъ и половины! — разсудилъ онъ. Тѣмъ болѣе, что письмо Макка пастору Барфоду было уже послано, и Маккъ не могъ вернуть его назадъ.

Бенони скупалъ и солилъ сельдей и понемножку становился опять человѣкомъ. Онъ замѣтилъ, что и люди начали первые кланяться ему, когда онъ приходилъ или уходилъ съ мѣста работы, и даже обращаться къ нему на «вы», — онъ вѣдь сталъ скупщикомъ.

Положимъ, можетъ статься, ему не повезетъ; небось, и самъ Маккъ не сразу нажился. Но теперь Маккъ плавалъ широко и посылалъ въ Бергенъ два большихъ грузовыхъ парохода съ сельдями. Бенони же скромненько нанялъ у него одну изъ небольшихъ парусныхъ яхтъ, на которой въ концѣ весны и отплылъ на югъ всего съ двумя матросами. Онъ заходилъ и въ большія, и малыя мѣстечки и продавалъ свои запасы боченками. Для перваго раза могло быть и хуже, — онъ нажилъ малую толику и отложилъ деньжонокъ. Домой онъ вернулся около Иванова дня.

И случилось такъ, что пасторская Роза опять встала на его пути; онъ встрѣтилъ ее у церкви. Роза была верхомъ и прихожане глядѣли во всѣ глаза на такое диво. Бенони тихо, униженно снялъ передъ ней шляпу; ему кивнули въ отвѣтъ. На лицѣ ея не мелькнуло ни малѣйшей тѣни, и она отъѣхала шагомъ. Вѣтеръ развѣвалъ за ея спиной длинный вуаль, словно сизый дымокъ. Она была похожа на видѣніе.

И на этотъ разъ Бенони пошелъ домой изъ церкви черезъ лѣсъ и болото. «Я ничтожнѣе многихъ тварей на свѣтѣ», думалъ онъ, «но, пожалуй, эта важная барышня прослышала, что я опять сталъ на ноги и пошелъ въ гору. Не то, съ чего бы ей кивать мнѣ.»

Въ концѣ лѣта Маккъ предложилъ Бенони отправиться въ Бергенъ на его шкунѣ съ грузомъ трески. Бенони ни разу еще не бывалъ въ Бергенѣ, но когда-нибудь да надо было начать, и, если находили туда дорогу другіе, найдетъ и онъ.

— Я вижу, у тебя легкая рука въ дѣлахъ, — сказалъ ему Маккъ.

— И руки, и ноги вы мнѣ вернули, — отвѣтилъ Бенони какъ разъ кстати, приписывая всю честь Макку

Да, это былъ не малый шагъ впередъ — стать шкиперомъ «Фунтуса», какъ называлась шкуна. Бенони стоялъ теперь по меньшей мѣрѣ на ряду съ учителями приходскихъ школъ, а такъ какъ былъ вдобавокъ человѣкомъ денежнымъ, то ни въ чемъ не уступалъ и мелкимъ торговцамъ крайнихъ шкеръ.

Вернулся онъ домой съ «Фунтусомъ» незадолго до Рождества. Все обошлось хорошо, и шкуна вернулась биткомъ набитой разными товарами, которые Маккъ распорядился такимъ способомъ доставить изъ Бергена, чтобы выгадать на провозѣ.

Сходя на берегъ и отвѣчая на поклоны народа на пристани, Бенони чувствовалъ себя на манеръ адмирала. Маккъ принялъ его ласково и съ почтеніемъ, угостилъ въ собственной горницѣ. Бенони въ первый разъ попалъ туда. Тамъ были картины на стѣнахъ, позолоченная мебель, которая переходила по наслѣдству изъ рода въ родъ, а на потолкѣ люстра съ сотней подвѣсокъ изъ чистаго хрусталя. Потомъ они отправились въ контору, гдѣ Бенони сдалъ всѣ счеты, и Маккъ поблагодарилъ его.

Теперь Бенони поднялся, пожалуй, повыше прежняго, и люди съ самимъ Маккомъ во главѣ начали понемножку величать его Гартвигсеномъ. Даже въ тѣ дни, когда онъ состоялъ королевскимъ почтальономъ и понятымъ, ни для одной живой души онъ не былъ Гартвигсеномъ, а теперь вотъ сталъ. Бенони даже обзавелся занавѣсками на окна; ну, это онъ, впрочемъ, зазнался, за что его строго и осудили въ домѣ кистера. Кромѣ того, онъ привезъ изъ Бергена нѣсколько тонкихъ бѣлыхъ рубахъ, которыя сталъ надѣвать по воскресеньямъ въ церковь.