Кнут Гамсун - Виктория (пер. В. К.)

— На этомъ мѣстѣ со мной однажды случилось слѣдующее. Однажды въ теплый лѣтній вечеръ я по обыкновенію пришелъ сюда. Я легъ за этими кустами и погрузился въ мечты. По дорогѣ молча шли двое. Дама остановилась. Ея спутникъ спросилъ: отчего вы остановилась? И, не получивъ отвѣта, онъ повторилъ: что съ вами? Ничего, отвѣчала она; но вы не должны такъ смотрѣть на меня. Вѣдь я только смотрю на васъ, сказалъ онъ. Да, возразила она, я знаю, вы меня любите, но папа никогда не согласится на это, понимаете, это невозможно. Онъ пробормоталъ: да, это, конечно, невозможно. Потомъ она сказала: какая у васъ широкая рука; у васъ удивительно широкія руки! И съ этими словами она схватила его за руку.

Молчаніе.

— Да, а что было потомъ? — спросила Камилла.

— Не знаю, — отвѣтилъ Іоганнесъ. — Зачѣмъ она заговорила о рукѣ?

— Можетъ быть, она находила его руки прекрасными. А если на немъ еще была крахмальная рубашка, — о, я это отлично понимаю. Можетъ быть, она тоже любила его.

— Камилла, — сказалъ онъ, — если бы я вамъ сказалъ, что люблю васъ и готовъ ждать нѣсколько лѣтъ, — я только спрашиваю… Я знаю, что недостоинъ васъ; но согласились бы вы быть моей женой, если бы я черезъ годъ, черезъ два спросилъ васъ объ этомъ?

Лицо Камиллы покрывается яркимъ румянцемъ, въ смущеніи она крѣпко сжимаетъ руки и подается впередъ. Онъ обнимаетъ ее за талію и спрашиваетъ:

— Какъ вы думаете, можетъ это быть? Хотите вы этого?

— Да! — отвѣчаетъ она и прижимается къ нему…

. . . . . . . . . .

На слѣдующій день онъ пошелъ проводить ее на пароходъ. Онъ цѣлуетъ ея маленькія, дѣтскія ручки, преисполненный благодарности и радости.

Викторіи не было.

— Почему тебя никто не провожаетъ?

Камилла съ ужасомъ въ глазахъ разсказала о несчастьѣ, постигшемъ замокъ. Утромъ пришла телеграмма. Прочтя ее, хозяинъ замка поблѣднѣлъ, какъ полотно, а камергеръ и его жена зарыдали — вчера вечеромъ Отто застрѣлили на охотѣ.

Іоганнесъ схватилъ Камиллу за руку:

— Умеръ? Лейтенантъ?

— Да, тѣло его везутъ сюда. Это ужасно.

Они пошли дальше, каждый погруженный въ свои думы. Ихъ привели въ себя только голоса людей, свистки парохода. Камилла смущенно протянула ему руку, онъ поцѣловалъ ее и сказалъ:

— Да, я недостоинъ тебя, Камилла, нѣтъ, совсѣмъ не достоинъ. Но если ты будешь моей женой, я буду любить тебя, какъ только смогу.

— Я хочу былъ твоей. Я всегда этого хотѣла, всегда.

— Я скоро пріѣду, — сказалъ онъ. — Черезъ нѣсколько дней мы увидимся.

Она вошла на палубу. Онъ кивалъ ей, пока она не скрылась изъ глазъ. Обернувшись, чтобы итти домой, онъ увидѣлъ Викторію; она стояла сзади него и также махала платкомъ и кивала головой, прощаясь съ Камиллой.

— Я немного опоздала, — сказала она.

Онъ не отвѣчалъ. Что могъ онъ сказать? Утѣшать ее въ потерѣ, поздравить ее, пожать ей руку?

Голосъ ея былъ беззвученъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пристань опустѣла.

— Вашъ глазъ еще красный, — сказала она и пошла. Она оглянулась на него.

Онъ стоялъ, не двигаясь.

Тогда она внезапно повернула и подошла къ нему:

— Отто умеръ, — сказала она рѣзко, и глаза ея горѣли. — Вы ничего не говорите, вы такъ равнодушны. Онъ былъ въ тысячу разъ лучше васъ, слышите? Вы знаете, какъ онъ умеръ? Его застрѣлили. Вся его голова разлетѣлась на куски, вся его маленькая, глупая голова. Онъ былъ въ тысячу разъ…

Она разразилась рыданіями, и медленными, тяжелыми шагами пошла она домой. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Поздно вечеромъ въ дверь мельника постучали; Іоганнесъ отворилъ дверь и выглянулъ. Викторія стояла за дверью и сдѣлала ему знакъ выйти. Онъ пошелъ за ней. Она схватила его за руку и повела за собой по дорогѣ; рука ея была холодна, какъ ледъ.

— Не лучше ли вамъ сѣсть? — сказалъ онъ. — Сядьте и успокойтесь немного. Вы такъ взволнованы.

Они сѣли.

Она прошептала:

— Что вы подумаете обо мнѣ, я никакъ не могу оставить васъ въ покоѣ?

— Вы очень несчастны, — отвѣчалъ онъ. — Послушайтесь меня и успокойтесь, Викторія. Можетъ быть, я могу вамъ чѣмъ-нибудь помочь?

— Ради всего святого, простите мнѣ, что я сегодня сказала, — обратилась она къ нему. — Да, я очень несчастна, вотъ уже нѣсколько лѣтъ, какъ я очень несчастна. Я сказала, что онъ былъ въ тысячу разъ лучше васъ; это неправда, простите меня! Онъ умеръ и былъ моимъ женихомъ, вотъ и все. Неужели вы думаете, что это случилось по моему желанію? Іоганнесъ, вы думали это? Вотъ мое обручальное кольцо, я его получила давно, очень, очень давно; а теперь я его бросаю, — далеко бросаю. — И она бросила кольцо въ лѣсъ; они оба слышали, какъ оно упало. — Этого хотѣлъ папа. Папа разорился, онъ нищій, а Отто былъ такъ богатъ. — «Ты должна это сдѣлать», сказалъ мнѣ папа. — Я не хочу, отвѣчала я. — «Подумай о твоихъ родителяхъ», говорилъ онъ. «Подумай о замкѣ, о нашемъ древнемъ имени, о моей честя». — Хорошо, я согласна, отвѣчала я. Подожди три года, я согласна. Папа поблагодарилъ и сталъ ждать. Отто ждалъ и всѣ они ждали, но кольцо мнѣ надѣли тогда же. Прошло нѣсколько времени и я увидѣла, что мнѣ ничто не поможетъ. Зачѣмъ намъ всѣмъ еще ждатъ? — Приведи мнѣ моего мужа теперь же, — сказала я папѣ. — «Богъ да благословитъ тебя», — сказалъ онъ и поблагодарилъ меня за то, что я сдѣлала для него. Скоро пріѣхалъ Отто. Я не встрѣчала его на пристани, я стояла у окна и глядѣла, какъ онъ въѣзжалъ на дворъ замка. Тогда я побѣжала къ мамѣ и бросилась передъ ней на колѣни. — «Что съ тобой, дитя мое»? спросила она. — Я не могу, отвѣчала я, нѣтъ, я не могу выйти за него, онъ пріѣхалъ, онъ ждетъ тамъ внизу; застрахуйте лучше мою жизнь и я брошусь потомъ въ прудъ или подъ мельничное колесо, мнѣ это будетъ легче. Мама поблѣддѣла и заплакала. Вошелъ папа. — «Ну, милая Викторія, сойди внизъ и встреть его», — сказалъ онъ. — Я не могу, не могу, — отвѣчала я и повторяла, чтобы они сжалились надо мной и застраховали мою жизнь. Папа ничего не сказалъ, онъ сѣлъ на стулъ и глубоко задумался.