Евгений Чириков - Юность

— Ты — русалка… В тебе холодная кровь…

Зоя обиделась.

— Ты думаешь? Тогда люби ту, черную, которая… И клянись ей, как и мне, что будешь любить ее вечно, как вечно шумит это море…

— Ты обещала никогда не напоминать мне…

— Это не я: море. И сам ты напоминаешь…

— Я?.. Странно!

— Ты… начинаешь видеть во мне… только женщину.

— Неправда. А, впрочем, разве это так обидно?

— Да, обидно. Я не хочу быть для тебя тем, чем была та, черная…

— Я любил ее не такой, какой она потом оказалась.

— А кто знает: может быть, и теперь ты любишь не такую, какая я есть…

— Что с тобой? Я не узнаю тебя.

— Так, прости… Не придавай значения… Я сама не знаю, что говорю.

Что нашептало ей это безбрежное, вечно шумящее море в сумраке ночи? Что она подслушала в его беспокойном движении и звенящем камешками, гальками и ракушками ритмичном плеске набегающих и убегающих волн? Законы непреложной вечности, в силу которых любовь, как и сама жизнь, имеет начало и конец?.. Философия для младшего возраста!

Молча мы возвращались домой, словно оба в чем-то разочаровались, но таили друг от друга. А когда я проводил ее до подъезда номеров, она подала мне руку и сказала:

— Нет. Всё по-прежнему… Я люблю и прощаю тебя…

И скрылась за дверями. Я в недоумении постоял у подъезда и тихо побрел прочь с опущенной головою. «Так вот что нашептало тебе море!» думал я и злобно посматривал на черную коварную зыбь за стенами набережной. Какая-то обида, как змея, шевелилась в моей душе, и мне хотелось сделать Зое больно, отмстить за что-то. За что? Не знаю… Мало любит, мало дорожит моей любовью, сомневается в моей и своей верности.

— Какая это любовь! Очень уж осторожная, пугливая, вялая… Любить, так любить, без сомнений и колебаний, без оглядки… Всё или ничего! — рассуждал я вполголоса, размахивая тростью. — Завтра я спрошу тебя: всё или ничего? Я — не нищий. Мне не нужно подаяния. Да, папашенька, вы таки успели привить своей дочке мещанскую осторожность…. Да, мещанскую!.. Кто-то играет ироническую песенку Мефистофеля: «Мой совет — до обрученья не целуй его». Да, опасно, г. Мефистофель. А в сущности и вы, г. Мефистофель, порядочный мещанин: тоже советуете сперва сочетаться законным браком, а потом уж… И папенька разделяет ваше мнение… Да и моя Зоя тоже, кажется, довольно рассудительна на этот счет…

— Фу, какой я пошляк! Зою, мою чистую, святую невесту, я оскорбляю, не зная сам, за что… Подлость! Мерзость! Гадость! Вы, Геннадий Николаевич, забываете, что это не Калерия…

Ах, зачем с моих губ сорвалось это имя! Теперь я не могу выгнать его из памяти, и рядом с моей чистой белой девушкой неотступно стоит Калерия. Стоит и иронически спрашивает:

— Разве не лучше любить недолго, но сильно, без оглядок, как умею я?

— Уйди, Калерия, я не хочу о тебе думать.

— Чья любовь красивее: Маргариты или Кармен?

— Уйди, Калерия, я не хочу о тебе вспоминать.

— Не хочешь — и будешь! Помнишь грозу в старом бору?

— Ну, так что же… Только красиво…

— И эту красоту ты понял только через меня.

— Неправда! Ложь!.. Оставь меня, ради Бога!

— Разве ты в Него веришь?

— Верю… Хочу верить…

— Хорошо молиться, но хорошо и грешить. Со мной хорошо грешить, а с Зоей молиться. Неужели ты такой богомольный?

Я присел на скамье набережной и под звучные всплески набегающей волны мысленно разговаривал с Калерией, а когда поднимал голову и смотрел в темную сверкающую даль моря, то чьи-то черные глаза смотрели на меня из мрака ночи и чей-то голос задыхающимся шопотом спрашивал:

— Хочешь, я расскажу тебе сказку?..

— Нет, нет…

Я испуганно встал со скамьи и пошел к дому. Гулко раздавались мои шаги во мраке ночи, и мне казалось, что кто-то еще идет следом за мной, торопится догнать меня. Я оглянулся, но никого не было. Дошел до дому и остановился. Не хочется домой, в маленькую одинокую клетку. И не хочется спать. Словно кто-то властный толкает на улицу и заставляет ходить и искать что-то. Снова пошел бродить. Вернулся к «Гранд-Отелю», посмотрел в темные окна второго этажа.

— Спит… Как она может спать в такую волнующую ночь? Эх, ты, русалка!..

Посвистал, покрутил тростью и вздохнул:

— Спокойной ночи, Зоя Сергеевна!..

Грустно потихоньку запел: «Нелюдимо наше море, день и ночь шумит оно» — и прошел дальше. Оборвавши песенку, обернулся к «Гранд-Отелю» и с насмешливой иронией произнес:

— Пррравильный образ жизни!..

Побывал в пустынном саду волшебницы Альцины. Забрался, где потемнее и погуще, уселся на скрытой навесом зелени скамье и притих: смотрел на нахальные звезды, которые не грустят, а подмигивают, как красивые кафешантанные певицы, послушал шорохи и шелесты в листве, напоминающие затаенный греховный шопот мужчины с женщиной. Сладко потянулся и подумал: «здесь так густа стена листвы и крыша из ветвей, что можно прийти с Зоей и поласкаться… Завтра ночью мы непременно посидим на этом месте». Легкий скрип шагов по песчаной дорожке заставил меня насторожиться: должно-быть там, за моей спиной, проходит такая же глухая дорожка…