Такэо Арисима - Потомок Каина

Услышав возбуждённые голоса, конторщик проснулся. Игра была в самом разгаре. Конторщик чуть было не поддался искушению, но вовремя спохватился.

— Эй, такими вещами здесь нельзя заниматься!

— Раз нельзя, так пойди, чёрт подери, найди нам грузы, — отмахнулся Нинъэмон.

Наступил день, а грузов всё не было. Нинъэмону не везло, и он уже жалел, что предложил начать игру. И чем горше становилось у него на душе, тем сильнее не везло в игре. Расстроенный и раздражённый, он резко поднялся с места. Его партнёры что-то сказали, но он, даже не оглянувшись, вышел из конторы. Дождь не прекращался. По земле тяжело стлался дым, вылетавший из кухонных труб.

От дождя всё намокло и разбухло — деревья, трава, земля. Небо висело так низко, что, казалось, вот-вот рухнет на землю. Мрачный как туча, Нинъэмон отправился домой. Он готов был сейчас на любое сумасбродство, только бы облегчить душу. Подъезжая к дому, он заметил, что трое старших детей Сато, промокшие с головы до ног, закинув за спину узелки, возвращаются, видимо из школы, прямо по его полю, чтобы сократить себе путь. Нинъэмон крикнул им, чтобы остановились. Ребята оглянулись и, увидев Долговязого, изменились в лице от страха. Они подняли руки, готовясь защитить себя от ударов, и стояли неподвижно, словно приросли к земле.

— Вы что же это, паршивцы, топчете чужое поле? Крестьянские отродья, а не знаете, что поле надо беречь?

— А ну идите, идите сюда! — заорал Нинъэмон, выпрямившись во весь рост и злобно глядя на детей.

Испуганные дети с плачем, боязливо приблизились к нему. Железный кулак Нинъэмона опустился на щёку худенькой старшей девочки, едва не своротив ей скулу. Дети громко заревели, словно им всем разом стало больно. Но Нинъэмон не пощадил ни старших, ни младших — всех отлупил.

Он пришёл домой. Жена, сидя на циновке, шумно рубила солому на корм лошади. Ребёнок, высунув из лохмотьев свою круглую большую голову, следил за дождевыми каплями, падающими с потолка. Духота была такой же гнетущей, как настроение Нинъэмона, грязь в хижине особенно бросалась в глаза после относительной чистоты транспортной конторы. Нинъэмон молча прибрал лошадь и поспешил выйти на воздух. Капли дождя забирались под одежду, вызывая озноб. Раздражение Нинъэмона всё росло. Он направился было к хибарке Йодзю, но вдруг вспомнил, что все сейчас собрались у храма, и тоже пошёл туда.

С самого утра пятьдесят арендаторов дожидались помещика. Тот появился лишь после полудня, в сопровождении управляющего. На нём было дорогое тёплое пальто. Заняв почётное место, помещик молитвенно сложил — ладони и важно повернулся лицом к храму. Затем высокомерно обратился к крестьянам со словами, из которых они и половины не поняли. Лица их выражали недоумение, однако они кивали головой всякий раз, когда хозяин делал паузу. Наконец подошла очередь выступить Касаи. Прежде всего он заявил, что помещик — это отец, а арендаторы — его дети, а затем довольно бойко изложил требования арендаторов, на ходу опровергая их, как неразумные, придуманные тёмными людьми и потому несвоевременные, и ещё что-то в таком же духе. Нинъэмон пришёл как раз в тот момент, когда говорил Касаи, и, прислонившись к дверному косяку, стал слушать.

— А теперь, когда мы высказали свои просьбы, нам надобно слить наши сердца воедино и не беспокоить господина управляющего. — Тут Касаи обвёл взглядом собравшихся. — Как говорится в одном из псалмов Тэнри: «Все страны живут в добром согласии». Так и мы должны строго придерживаться установленных правил. Нас много, но это в равной степени справедливо для всех. Вот, господин, некоторые арендаторы посеяли льна больше, чем полагается. Это достойно лишь порицания, такого своеволия нельзя допускать.

Нинъэмон пренебрёг правилами пользования землёй и половину участка засеял льном. Поэтому слова Касаи он принял на свой счёт.

— Один из этих бесчестных людей даже не пожелал явиться сюда!

У Нинъэмона в ушах зазвенело от ярости. Ещё что-то вкрадчиво болтал Касаи, читал ещё какие-то нравоучения помещик, но вскоре Нинъэмон услышал, как все стали шумно подниматься со своих мест. Нинъэмон угрюмо смотрел на выходивших из дома. Массивная фигура владельца фермы, в молодости, видно, немало потрудившегося, внушала невольный страх. Нинъэмон провожал Касаи злобным взглядом.

Через некоторое время, шумно и весело болтая, стали расходиться арендаторы. Позже других показался Йодзю. Небольшого роста, он со спины выглядел молодым, почти юношей. Нинъэмон нагнал его и ударил по уху. Йодзю покачнулся, схватился за ухо и, даже не оглянувшись, пустился наутёк, как кролик, подгоняемый рёвом хищного зверя. Он надеялся найти защиту у идущих впереди, догнал их и стал прятаться.