Такэо Арисима - Потомок Каина

Другие арендаторы уже управились с полевыми работами и теперь возились у своих хибарок, заготавливая дрова или сооружая навесы от снега. В поле были только Нинъэмон с женой; на своём обширном поле они суетились, как два муравья, не успевших вернуться в муравейник. Нинъэмон устало взмахивал сверкавшей на солнце мотыгой. Леденящий ветер с грозным шумом, как цунами [10] Цунами — огромная океанская волна, образующаяся при подводном землетрясении. , налетал на покрытый инеем лес и гнал оттуда даже ворон. Они улетали на места рыбной ловли, где могли поживиться кетой или горбушей.

После полудня на участок Нинъэмона пришёл управляющий, которого накануне Нинъэмон видел в конторе, и с ним родственник Нинъэмона, крепкий, подвижной старик Кавамори. Кавамори сердито нахмурился и направился прямо к Нинъэмону.

— А у тебя, парень, оказывается, нет уважения к старшим! Что же это ты не заходишь ко мне? Если бы не господин управляющий, я бы так и не узнал, что ты здесь. Ну, пошли в дом!

В лачуге Нинъэмона, справа от входа, лежала соломенная подстилка для лошади, несколько обитых кожей досок отгораживали место для ссыпки зерна. Слева лежало длинное бревно, соединявшее дверной косяк со столбом посреди дома. Земляной пол в прихожей был застлан соломой и несколькими циновками. Над очагом, устроенным в самой середине комнаты, висел дочерна закопчённый железный котелок, возле которого валялись чашки с прилипшими остатками тыквы.

— М-да, грязновато… — смущённо заметил Кавамори, приглашая управляющего сесть у очага.

Робко вошла жена Нинъэмона и поклонилась гостям. Заметив это, Нинъэмон неожиданно громко сплюнул прямо на пол в прихожей. Лошадь испуганно повела ушами, потом потянулась мордой к плевку.

Управляющий принял от жены Нинъэмона чашку с кипятком без заварки, но пить не стал и поставил чашку на циновку. Затем, пересыпая свою речь малопонятными канцелярскими оборотами, принялся пересказывать содержание подписанного вчера контракта. Арендная плата — две иены двадцать сэн с каждого тамбу [11] Тамбу — мера площади, около 0,1 га. , причём договор возобновляется каждые три года. При неуплате в срок начисляется двадцать пять процентов пени в год. В арендную плату включается сельскохозяйственный налог. Дом Нинъэмона выкуплен у прежнего арендатора за пятнадцать иен, поэтому Нинъэмону надлежит погасить этот долг в течение будущего года; обработка участка после сбора урожая должна производиться с помощью лошади; лён разрешается возделывать только на площади, не превышающей одной пятой всей арендованной земли; азартные игры запрещены; предполагается помощь соседям; в случае богатого урожая арендная плата не повышается, а в случае неурожая не снижается, обращаться с какими бы то ни было жалобами непосредственно к хозяину фермы запрещено. Запрещено также вести хозяйство хищническим образом — и так далее, и тому подобное.

Нинъэмон, который, разумеется, никак не мог с одного раза постичь все эти премудрости, мысленно посылал управляющего ко всем чертям, однако молчал, сосредоточенно глядя в открытую дверь на своё поле.

— Лошадь-то у тебя есть, зачем же мотыгой работаешь? Смотри, не сегодня-завтра снег выпадет! — Управляющий, очевидно, решил перейти к делу.

— Лошадь есть, это верно, плуга вот нет, — насмешливо фыркнул Нинъэмон.

— Можно взять напрокат.

— А платить чем?

Разговор прервался. Управляющий подумал, что теперь он знает, как обойтись с этим дикарём при следующей встрече. Действуя прямо, с ним не сговоришься. Тут нужен особый подход, ну хотя бы отнестись поприветливее к его жене.

— Ничего, всё образуется, — сказал он. — Только потерпи немного. Хозяин наш — один из самых богатых людей в Хакодатэ и обо всём понятие имеет.

Покинув хижину Нинъэмона, управляющий энергично зашагал прочь.

Нинъэмон вышел вслед за управляющим, провожая его взглядом. Кавамори вытащил из кошелька монету в пятьдесят сэн и сунул её в руку жене Нинъэмона. Нужно задобрить управляющего, преподнести ему подарок, сказал Кавамори, иначе житья не будет. Пусть Нинъэмон купит сакэ и сегодня же вечером отнесёт ему. А плуг Кавамори им одолжит свой. Нинъэмон продолжал пристально смотреть вслед управляющему, и вдруг им овладела дикая, всепоглощающая злоба, даже в горле пересохло, и он снова плюнул.

Оставшись одни, муж и жена вновь принялись за работу. Солнце садилось, становилось всё холоднее. Обильный пот застывал, обжигая, как лёд. Нинъэмон, однако, был бодр. В мрачных мыслях появился просвет, в котором сейчас навязчиво сверкала и вертелась круглая пятидесятисэновая монетка. Орудуя мотыгой, Нинъэмон старался прогнать видение, даже хмурился, но когда понял, что все его попытки тщетны, как-то глупо осклабился, и ухмылка долго не сходила с его лица.