И когда он пришел к этому заключению, кровь вскипела в его жилах, краска залила его лицо: в бешенстве он поклялся отомстить обоим предателям за тот позор, которым они хотели покрыть его имя, отплатить им за муки бедной матери и ее несчастной дочери и не давать себе ни минуты покоя до тех пор, пока мерзавцы не распростятся с жизнью. Пылая яростью, думая только о кровавой мести, он пришпорил коня и пустил его во весь опор.
Приехав в Милан после долгой стремительной скачки, Марко отправил оруженосцев и лошадей к себе во дворец, а сам пешком вместе с Лупо бросился к дому графа дель Бальцо, решив во что бы то ни стало добиться свидания с Эрмелиндой, узнать, нет ли у нее новостей о похищенных, чтобы как можно быстрее заняться их освобождением, не тратя времени попусту. Он хотел также оправдаться перед ней, объяснить, что он никак не замешан в этом подлом деле, что он не мог бы совершить такую низость по отношению к женщине, которую когда-то любил больше жизни, а теперь уважал больше всех на свете.
Было уже темно и поздно, когда Лупо постучал в дверь графского дворца. Марко опустил на лицо забрало, чтобы слуги не узнали его. Им открыли; внутри все было тихо. Лимонтец провел Висконти через длинную анфиладу комнат в маленькую отдаленную комнатку, где оставил его с зажженным светильником, сказав, что пойдет разбудить старую служанку Эрмелинды и попросит ее доложить хозяйке о приезде гостя, который хочет немедленно с ней переговорить.
Марко снял шлем, положил его на стол и, бросившись в кресло, стал ждать прихода Эрмелинды. Вот уже двадцать пять лет он ее не видел. Как все с тех пор переменилось! Сколько произошло в их жизни событий! Как они встретятся теперь? Хватит ли у него мужества выдержать ее взгляд, прежде полный любви и добродетели, а теперь горько упрекающий его за смерть отца и утрату дочери?
При малейшем шорохе, при любом дуновении ветерка или колыхании теней он говорил себе: «Это она!», и холодная дрожь пробегала по его телу.
Однако он недолго пребывал в смятении. Скоро он увидел, что дверь тихонько открывается и к нему идет женщина, одетая в просторное белое платье без пояса, с распущенными, но аккуратно расчесанными волосами. На лице ее играл легкий румянец, но сразу было заметно, что он вызван чрезвычайным волнением и лишь на краткий срок сменил ее обычную бледность. В глазах, распухших и покрасневших от долгих бдений и слез, сверкал слабый луч надежды, смешанный с невольной растерянностью.
В первый миг Висконти просто не узнал Эрмелинду, настолько изменили ее годы, а еще больше — страдания. И хотя, увидев, как эта женщина вошла в комнату с тревогой на лице, сразу понял, что это может быть только мать Биче, он все же колебался и не решался заговорить с ней, но тут она, остановившись в нескольких шагах от него и потупив глаза, сказала:
— Это вы?.. Это вы? — продолжала Эрмелинда дрожащим от волнения голосом. — Вы приехали сами, чтобы даровать мне жизнь? Господь вознаградит вас за ваш милосердный поступок. В душе я всегда говорила себе: когда он узнает о причиненном мне горе, он не устоит, сжалится надо мной — ведь он так добр и великодушен.
При этих словах Марко охватило такое сострадание к несчастной матери, такое презрение к самому себе, что он с досадой махнул рукой, повергнув Эрмелинду в ужас.
— Это я-то добрый и великодушный? — сказал он сдавленным голосом. — Бога ради, Эрмелинда, прекратите эту жестокую пытку. Я ничтожный, утративший разум негодяй, но я не настолько потерял совесть, чтобы отказаться от самого себя и не испытывать радости, когда я признаюсь в этом, особенно вам.
— Нет, нет, не говорите так! Господь вас простит, а я вас уже простила. Радость, которую вы принесли мне в этом миг, искупает все муки прошлого. А теперь скажите — где моя дочь? Когда смогу я увидеть ее вновь?
— А разве вы не получили никаких известий от шута, которого послали на поиски? — озабоченно спросил Марко.
Эрмелинда, казалось, на минуту растерялась, легкое облачко пробежало по ее лицу, только что светившемуся надеждой. Она взглянула на Висконти и неуверенно ответила:
— Шут, говорите вы?.. Нет, он больше не появлялся. Я уже начинаю бояться… Но вы… почему вы спрашиваете об этом меня?.. — И она в нерешительности остановилась.
— Я понимаю, Эрмелинда, — продолжал Висконти, — вы думаете, что Биче похитил я, но это не так. Знайте же…
— О боже! Что вы говорите? Так где же она.. Простите меня, Марко!.. Я не сомневаюсь в вашем слове, но разве вы сами, можно сказать, только что не признались в этом?. И ведь я давно знаю, какие чувства питаете вы к бедняжке.
Читать дальше