Томазо Гросси: Марко Висконти

Лимонта — это небольшая деревушка, которую путешественник, обогнувший мыс Белладжо и плывущий по озеру Лекко, с трудом различает среди каштанов на берегу напротив Лиерны. С VIII века и до самого последнего времени, когда в Ломбардии отменили феодальные права на землю, Лимонта была данницей монастыря святого Амвросия Миланского, настоятель которого среди прочих званий носил также титул графа Лимонтского.

В 1329 году на самой границе между владениями монахов и землями Белладжо (камень, отмечающий эту границу, можно видеть и по сей день) возвышался старинный замок, но в конце века он был разрушен, а теперь от него не осталось и следа.

Замок этот принадлежал тогда некоему графу Ольдрадо дель Бальцо, чьи предки в далеком прошлом были, по-видимому, сеньорами Белладжо, которое к описываемому времени стало свободной коммуной. Граф Ольдрадо, хотя он и владел поместьями в разных местах Ломбардии, проводил здесь большую часть года в обществе жены и единственной дочери, которые, подобно ему, любили это голубое небо, это прозрачное озеро, этот приятный и мягкий климат.

Богатый, знатный, обладавший широкими родственными и дружескими связями, род графов дель Бальцо всегда был заступником и защитником жителей соседних деревень, которые издавна, из поколения в поколение, почитали это семейство.

Но, получив столь славное наследие, граф Ольдрадо не сумел его удержать и быстро утратил уважение бывших вассалов своей семьи. И не потому, что был он так уж плох: по натуре это был хороший человек, но жить ему пришлось в суровую пору, и из-за робости и вялости характера он не находил в себе силы творить добро, хотя и стремился к этому.

Примерно в это время в Италию нагрянул император Людовик Баварский. Он отказался признать верховную власть жившего в Авиньоне папы Иоанна XXII (который отлучил его за это от церкви) и дерзнул возвести на римский престол под именем Николая V некоего Пьетро да Корвара из ордена францисканцев, что привело к расколу и потрясениям во всем христианском мире.

Жители Милана, уже давно страдавшие от отлучения, наложенного на них папой из ненависти к Висконти [], могущественным и неизменным покровителям партии гибеллинов [], сразу же поддержали антипапу, и, как только последний вновь освятил герцогство Миланское, его столицу, другие города и большие селения, они тотчас вновь открыли церкви, а немногие уцелевшие священники вновь приступили к отправлению церковных обрядов. Но в деревнях, особенно на берегах Комо, люди, менее ожесточившиеся в междоусобных распрях, остались верны истинному папе, отказались открыть церкви и считали раскольниками и вероотступниками тех священников, которых присылали к ним из столицы. Несомненно, в больших и малых городах были люди, думавшие так же, как и крестьяне, а в деревнях кое-кто разделял убеждения горожан. Можно себе представить поэтому, как «хорошо» и «весело» жилось в те трудные времена! Повсюду осквернялись святыни, вершились насилия и кровопролития. Архиепископ миланский, а также настоятель монастыря святого Амвросия, большинство аббатов крупнейших и богатейших монастырей, давно покинувшие насиженные места, и избраннейшая часть великого и вечного воинства божьего бродили, нищенствуя, по землям Италии и Франции, а палаты архиепископа, многие аббатства и церковные приходы были захвачены и насильно удерживались светскими сеньорами или духовными владыками — сторонниками антипапы и императора.

В те дни всеобщего хаоса Джованни Висконти, родственник князей Висконти, назначенный настоятелем монастыря святого Амвросия вместо законного настоятеля — аббата Астольфо да Лампуньяно, направил в Лимонту прокуратором монастыря некоего проходимца и негодяя, который был осужден в Милане за то, что делал фальшивые деньги; последний, желая отомстить бедным горцам за верность, которую они хранили своему законному господину, принялся чинить им всяческие притеснения, подвергать их всевозможным обидам и оскорблениям, обращаясь с ними так, словно они были его собственностью. Лимонтцы кинулись было к графу Ольдрадо, прося его заступиться за них перед аббатом, обратиться к князю, чтобы он заставил уважать их права, но просить графа было все равно что толочь воду в ступе: он так почитал всех и боялся, так не желал ни с кем ссориться, так опасался впасть в немилость у Висконти, что, жалея в душе этих несчастных, все же скорее дал бы им погибнуть, нежели хоть пальцем пошевелил бы, чтобы их защитить.