Эдгар По - Тысяча вторая ночь

Через несколько минут, чудовище приблизилось к нам на такое расстояние, что мы ясно могли рассмотреть его наружность. Оно было вышиною с три величайшие дерева, если б поставить их одно на другое, и занимало пространство величиною с аудиенц-залу твоего дворца, о прекраснейший и великодушнейший из халифов! Туловище его было не такое, как у обыкновенной рыбы, но твердое как скала, черное как уголь; на всей части, плывшей над водою, не было ничего кроме узенькой кровавой полосы, опоясывавшей туловище. Живот – мы рассмотрели его, когда чудовище поднялось над волнами – был весь покрыт металлическою чешуей, такого цвета, как бывает месяц в туманную погоду. Спина была плоская и почти белая, и из нее выходили три шипа, длиною в половину всего тела чудовища.

У отвратительного существа этого не было видимого рта; зато природа дала ему восемьдесят глаз, которые торчали из своих впадин, как глаза стрекозы, и были размещены вокруг всего тела, двумя параллельными рядами, один выше, другой ниже кровавой полосы, которая как будто служила им бровью. Два или три из этих ужасных глаз были более прочих и казались вылитыми из чистого золота.

Хотя животное приближалось к нам, как я сказал, чрезвычайно быстро, но, кажется, оно двигалось помощию какой-нибудь волшебной силы, потому что у него не было ни плавательных перьев как у рыб, ни перепончатых ног как у уток, ни крыльев как у чайки. Голова и хвост его были совершенно одинаковой формы, и только, неподалеку от последнего, находились два маленькие отверстия – вероятно ноздри, из которых чудовище испускало тяжелое дыханье, с изумительною силой и пронзительным, противным шумом.

Мы несказанно перепугались; но удивление наше даже превзошло страх, когда мы увидели на хребте чудовища бесчисленное множество животных, во всем похожих на людей, с тою только разницей, что они были не в обыкновенной человеческой одежде, а в какой-то безобразной и неудобной оболочке, похожей на саван, которая так плотно прилегала к коже этих несчастных существ, что они едва могли шевелить членами и, кажется, чувствовали ужаснейшую боль. На головах у них были какие-то квадратные ящики, похожие на чалмы, но вскоре я рассмотрел, что они были очень тяжелы и крепки, и заключил, что огромная тяжесть их назначена для того, чтобы придерживать головы на плечах этих странных существ. На шее у них были надеты черные ошейники – вероятно знаки рабства, но только гораздо теснее и шире тех, какие мы надеваем на собак, так что несчастные жертвы решительно не могли повернуться головой ни в какую сторону, не поворачиваясь, в то же время, и всем телом, и потому вечно смотрели себе на нос.

Подойдя почти к самому берегу, где мы сидели, чудовище вдруг выбросило, и на ведикое расстояние, один из своих глаз – и глаз этот лопнул с ужасным пламенем, и из него столбом поднялся густой дым и шум, подобный грому. Когда же дым рассеялся, мы увидели, что, возле головы чудовища, одно из непостижимых животных поднесло ко рту трубу и испускало резкие и неприятные звуки, которые, пожалуй, мы сочли бы за разговор, если б они не выходили только носом.

Звуки эти относились ко мне, но я не мог отвечать, потому что не понимал их смысла, в замешательстве обернулся к носильщику, остолбеневшему от ужаса и спросил, что бы это было за чудовище, чего хочет оно, и какие существа кишат на его хребте. Носильщик отвечал, насколько позволял ему испуг, что слышал рассказы об этом морском звере; что это ужасный демон, со внутренностями из серы и огненной крови, созданный злыми духами на пагубу человеческому роду; что на спине у него водятся гады, подобные тем, какие мучат кошек и собак, но только несравненно крупнее и злее, и что гады эти приносят свою пользу, хотя гибельную, именно укушением своим распаляют ярость чудовища, и заставляют его рычать и делать все то зло, какого желают злые духи.

Услышав это объяснение, я бросился со всех ног, без оглядки, и вскарабкался на гору; носильщик бежал так же скоро, хотя почти в противную сторону, так что под конец скрылся с моими пожитками. Полагаю, что он сберег их в целости; впрочем, не могу хорошенько разъяснить этот пункт по той причине, что я более не встречал носильщика.

Рой полулюдей высадился в лодках на берег, и погнался за мною по пятам. Наконец меня поймали, связали по рукам и по ногам, отдали чудовищу, и оно тотчас же уплыло в море.

Тогда только я горько раскаялся в своем безумии. Для чего покинул я мирную кровлю и подвергал свою жизнь таким приключениям! Но уже поздно было оплакивать прошлое. Я старался извлечь лучшее из своего положения, заискивал благосклонность получеловека, державшего в руке трубу, по-видимому, начальника прочих, и, спустя несколько дней, дела мои так поправились, что он начал оказывать мне разные знаки своего расположения, а потом принялся учить меня реву, который, по чванству, называл разговором. Вскоре я уже бегло объяснялся с ним на этом языке, и дал понять, что мне очень хотелось бы поглядеть свет.