Габриэле Д’Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 1. Наслаждение. Джованни Эпископо. Девственная земля

Вдруг Мила в порыве нахлынувших желаний нагнулась над мальчиком, сжала обеими руками его покрытые пушком виски и застыла в нерешительной позе, с полуоткрытыми губами, из-за которых сверкали острые зубки как у хищного зверя. Казалось, она собиралась укусить его или поцеловать. Мальчик с удивлением и страхом смотрел, не сопротивляясь, на это загорелое лицо, на щеках которого трепетали большие серебряные диски. Он чувствовал ее горячее дыхание, и под задрожавшими пальцами протяжно застонали струны лютни.

Но Мила не поцеловала его. Она медленно выпрямилась, глаза ее затуманились, грудь тяжело вздымалась, она впала в какое-то оцепенение, необычное недомогание овладело ею.

Ей казалось, что в эту минуту какая-то мощная волна ударила ей в лицо, по всем жилам пробежала какая-то дрожь, причем она испытывала двойное чувство наслаждения и боли.

— Почему это, Мила? — взволнованно спросил Зиза, продолжая смотреть на нее.

Она не знала, почему, не ответила. Не оборачиваясь, направилась было в шатер.

Но Зиза удержал ее, схватив за голую ногу.

— Иди сюда.

— Оставь, Зиза, пусти меня, дай мне уйти, — умоляюще прошептала цыганка.

— Иди, я спою тебе.

В спокойном воздухе плыли и таяли ароматные волны акаций.

— Нет, Зиза.

— Иди…

Он разжал пальцы и остался один с лютней на коленях, напряженно думая о случившемся.

А Мила все расцветала, созревая для любви. Она расцветала, потому что любила Иори, любила этого красивого рыбака, от которого пахло свежим запахом заморских плодов и который чарующе смеялся в свою медного цвета бороду.

Они встречались по вечерам, когда длинные серые тени спускались с Монтекорно на Пескару и красный фонарь на мосту озарял бледное небо. Он возвращался с моря, весь пропитанный соленой влагой, и в больших глазах его было море, а в дыхании чувствовался едкий запах табака. Цыганка чувствовала этот запах, прежде чем юноша подходил к ней.

Над их головами шептались серебристые тополи, высокие и прекрасные в прозрачном сумеречном свете. Там была уединенная запруда, возле места, поросшего камышом где не могли их видеть цыгане, куда заходили только стада сытых овец.

— О, Иори! — шептала красавица Мила, протягивая ему руки и запрокидывая назад голову. И прижималась к его груди, как гибкий плющ, вся покорная, глядя на него затуманенными от истомы глазами, улыбаясь и дрожа всем телом. Она хотела быть покорной, хотела быть нежной к нему, хотела пожертвовать всеми своими силами, ощущать, как берут ее и убаюкивают. Замирала на его груди, слушая, как в глубине бьется его сердце, утопая в коралловых украшениях его одежды, становилась на колени, чтобы вблизи него казаться меньше. И когда Иори сжимал ее виски обеими руками, чтобы поднять голову, она сопротивлялась, сладко замирая, с помутневшим взглядом, и еще глубже прятала свое лицо движением, напоминавшим уснувшую кошку.

— Нет, так, оставь меня так… еще.

Он оставлял ее, лаская ее волосы, называя ее нежными именами, он был нежным и обладал сердцем, великим как море.

Они подолгу просиживали на траве, в то время как их убежище озарялось бледным светом луны, а на другом берегу деревья превращались в узоры из яшмы, выделяясь на перламутре Неба.

— Мила, — временами шептал Иори, словно обращаясь к самому себе, с дрожью в голосе. И не сводил глаз с этой высокой девушки, цвета матового золота, у которой было такое прекрасное и странное имя.

Она начинала говорить: это был мелодичный ручеек звуков, прерываемый какими-то особыми оттенками, новыми словами, которых Иори не понимал, это была музыкальная волна, напоминающая тихие напевы кочевников под ритмические аккорды гитары.

— Ты уйдешь в море, мой прекрасный, далеко, далеко уйдешь ты, в море, окрашенное цветом твоих глаз. Вчера барка уносила тебя, и вместе с тобой плыло мое сердце… Хочешь взять меня на барку? Темно-синяя вода, ароматная… я так люблю ее. Возьми меня с собой, Иори!

Возлюбленный молчал, в жилах его застыла кровь, и дрожь не пробегала более по телу, медленная истома сгибала его силу, его чаровал голос этой женщины.

Он молчал, хотел ощущать во всем теле ласки этого голоса, хотел ощущать обаяние этих больших глаз.

— О, мой прекрасный, зачем ты смотришь на меня? Солнце изуродовало меня, я вечно под солнцем, как наши кони… Кони — любимцы мои. Знаешь ты апельсины? Лицо мое похоже на апельсин, — так Зиза говорит в своих песнях. Но я не люблю Зизы, тебя люблю я, тебя. Борода твоя ярче меди, и силен ты и кроток. Возьми меня с собой, Иори!..