Марк Твен - Том Соуер за границей

Мы провели два часа въ раскаленномъ воздухѣ на землѣ и насъ страшно мучила жажда, когда мы взобрались снова въ нашу лодку. Но, бросившись къ водѣ, мы нашли ее совсѣмъ испорченной, горькой, не говоря уже о томъ, что она нагрѣлась до того, что чуть не обжигала намъ ротъ. Пить ее было невозможно. Эта вода была изъ Миссисипи, значитъ, лучшая въ мірѣ; мы вздумали взболтать ея осадокъ, надѣясь, что это поможетъ; но, нѣтъ, осадокъ былъ не лучше воды.

Ну, мы не испытывали такой уже крайней жажды, пока были заняты участью тѣхъ погибшихъ, но теперь стали ее ощущать, а лишь только удостовѣрились, что намъ нечего пить, она стала чѣмъ-то ужаснымъ, точно увеличилась впятеро противъ-того, чѣмъ была за четверть минуты передъ тѣмъ. Скоро намъ пришлось сидѣть уже съ открытыми ртами и пыхтѣть по собачьи.

Томъ посовѣтовалъ намъ слѣдить зорко повсюду, потому что мы могли повстрѣчать оазисъ; иначе, страшно было и сказать, что съ нами произойдетъ. Мы послушались и стали смотрѣть въ подзорныя трубки по всѣмъ сторонамъ, до того, что руки у насъ совсѣмъ затекли и отказывались служить. Два часа… три часа въ одномъ этомъ глазѣньи и глазѣньи… и всюду одинъ только песокъ, песокъ и песокъ… и сверкающіе надъ нимъ переливы знойнаго воздуха… О, Боже мой, Боже! Не знаетъ еще настоящаго бѣдствія тотъ, кто не мучился продолжительной жаждой, убѣждаясь въ томъ, что и не встрѣтить ему воды! Мнѣ стало, наконецъ, но въ силу смотрѣть на эту раскаленную степь; я летъ на свой ларь отказываясь отъ всякаго участія въ дѣлѣ.

Но прошло нѣсколько времени и Томъ вскрикнулъ. Вода, была передъ нами! Цѣлое озеро, широкое и блестящее, съ склонившимися надъ нимъ дремотными пальмами, нѣжно и тонко отражавшимися въ водѣ. Ничего въ жизни не видывалъ я красивѣе! Озеро было еще довольно далеко, но что могло это значить для насъ? Мы тотчасъ же наладили машину на стомильный ходъ и разсчитывали поспѣть туда въ семь минутъ. Но озеро оставалось все въ одномъ и томъ же разстояніи отъ насъ, мы какъ будто и не придвигаясь къ нему… Да, оно лежало все тамъ, вдалекѣ, все такое же блестящее и подобное мечтѣ, но мы не могли долетѣть до него… и потомъ вдругъ оно совершено исчезло. Томъ вытаращилъ глаза и проговорилъ:

— Ребята, это былъ миражъ!

И сказалъ онъ это, точно чему обрадовался. Я же рѣшительно не видѣлъ никакого тутъ повода къ радости и отвѣтилъ:

— Можетъ быть. Но мнѣ все равно, какъ оно тамъ называется, а хотѣлъ бы я знать только то, куда оно подѣвалось?

Джимъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ; онъ былъ такъ перепуганъ, что не могъ говорить, но было ясно, что онъ предложилъ бы тотъ же вопросъ, если бы былъ въ состояніи. Томъ возразилъ:

— Куда подѣвалось? Самъ видишь, что пропало.

— Да, вижу; но куда ушло?

Онъ посмотрѣлъ на меня и сказалъ:

— Послушай, Гекъ Финнъ, куда же оно могло бы уйти? Или ты не знаешь, что такое миражъ?

— Нѣтъ, не знаю. Что это такое?

— Это только иллюзія. Собственно ничего нѣтъ.

Мнѣ стало досадно на такую рѣчь и я отрѣзалъ:

— Къ чему городить вздоръ, Томъ Соуеръ? Не видалъ я озера?

— Ты воображалъ, что видишь.

— Я ничего не думаю воображать; просто, видѣлъ.

— А я тебѣ говорю, что ты не видѣлъ дѣйствительно, потому что видѣть было нечего.

Джимъ былъ до крайности пораженъ такими словами и потому вступился и началъ говорить жалобно и съ мольбою:

— Масса Томъ, сдѣлайте милость, не говорите такихъ вещей въ подобное страшное для насъ время. Вы подвергаете опасности не только себя, но втягиваете въ нее и насъ… Озеро было тамъ; я видѣлъ его также хорошо, какъ вижу васъ и Гека въ эту минуту.

А я прибавилъ:

— Да онъ самъ его видѣлъ! Онъ первый запримѣтилъ его. Чего же еще?

— Да, масса Томъ, это такъ; вы не можете отпереться. Мы всѣ видѣли озеро и это доказываетъ, что оно было тамъ.

— Доказываетъ! Какимъ это образомъ?

— Да такимъ, какъ на судѣ и повсюду. Одинъ человѣкъ можетъ показывать спьяна, или спросонку, или сдуру, и ошибается; и двое могутъ такъ; не если уже трое видятъ одно и тоже, будь они трезвы или пьяны, все равно, но дѣло уже несомнѣнно. Этого нельзя опровергнуть, вы сами понимаете это, масса Томъ.

— Нисколько не понимаю. Сорокъ тысячъ милліоновъ людей видѣли, что солнце переходитъ съ одной стороны неба на другую, но развѣ это доказывало, что оно, дѣйствительно, движется такъ?

— Разумѣется, доказывало. Но только никогда и не было нужды доказывать: всякій, у кого есть хотя сколько-нибудь смысла, самъ не сомнѣвается въ этомъ. И какъ солнце теперь катится по небу, такъ катилось и всегда.