Герман Банг - Тине

Все строения лесничества сотрясала дрожь — стены, полы, крыши, — словно то были живые существа, дрожащие в ознобе. Заботы дня совершались своим порядком: еду подавали, еду уносили. Части возвращались, части выступали.

Вечерело. Сама того не сознавая. Тине умышленно задерживалась в комнате, переходила от группы к группе и все слушала, не в силах оторваться: ей казалось, что она должна быть здесь, должна слушать.

Комнаты полнились шумом, офицеры говорили громкими, почти радостными голосами.

— Подумать только, пятьсот ядер! — воскликнул один.

Другой утверждал, будто ядер было не пятьсот, а семьсот, и однако же укрепления не потерпели ущерба.

— Только зря тратим порох, — сказал адъютант.

Самая многолюдная группа собралась возле печки. Стоял там среди прочих капитан с наполеоновской бородкой и трубкой в зубах, он сказал:

— Ранен младший лейтенант Аппель.

— Да ну? Новобранец?

— Он самый, — отвечал капитан.

А другой, гревший спину у печки, добавил: — Такой щуплый, белокурый, помните?..

Посредине комнаты собралась другая группа. В основном молоденькие лейтенанты, они покусывали усики и обсуждали события нарочито профессиональным тоном.

Тине прошла мимо.

Возле книжного шкафа шел разговор о взлетевшем на воздух блокгаузе. Тридцать человек погибло под обломками. Здесь Тине остановилась и долго слушала.

— Какая вы нынче бледная, йомфру Бэллинг, — сказал ей один из капитанов, отделясь от остальных и оборотясь к ней.

— Вы так думаете, господин капитан? — отвечала Тине, а сама продолжала слушать.

— Между прочим, там погибло не тридцать, а целых сорок человек, — заметил кто-то.

В Тине жила одна только мысль: «А там стреляют, до сих пор стреляют…»

Наконец она стряхнула с себя оцепенение и вышла: надо было поставить на огонь воду для грога и постелить на всех диванах и кушетках.

В коридоре какой-то лейтенант пристроился на чемодане под коптящей лампой. Он остановил Тине и рассказал, что был на передней линии у того самого блокгауза. Тине хоть и слушала, но не понимала ни слова. Вдруг, глядя на него, она спросила тихим голосом:

— Очень было страшно?

Лейтенант продолжал свой рассказ: на самом-то деле он был не на передовой линии, а на десятом бастионе, куда за весь день упало два снаряда.

— Да, дело было жаркое, — сказал он, — но ко всему можно привыкнуть, даже к огню.

Он вытянул ноги и продолжал болтать, а сам как бы невзначай взял безвольную руку Тине и положил ее себе на колено.

— Вы видели убитых? — спросила Тине, не противясь.

Тут кто-то вышел из комнаты, и лейтенант вполголоса чертыхнулся.

Тине пошла на кухню, вскипятила воду, постелила все постели, ответила на все вопросы. От Софи не было никакого проку. Она весь день с обмотанной головой хоронилась по углам и причитала.

Теперь она приползла в каморку к Тине.

— Кто знает, что с нами будет завтра, — ныла она под гром орудий. — Всех нас ждет одна судьба… ахнуть не успеешь…

Голос у нее окреп, — Кто знает, что с нами будет…

Тине сидела у печки. Ей казалось, что к ночи канонада стала много сильней.

То возвышая, то понижая голос и проливая попутно горькие слезы, Софи продолжала говорить: о лесничем и об «этакой напасти», о Марен, которой «все равно кто, лишь бы в брюках». Да, да, все равно кто. После этого Софи заговорила о фру Берг.

— Это же надо, какое личико-то доброе. — Софи подняла глаза к портрету фру Берг, висевшему над кроватью, и Тине проследила за направлением ее взгляда. — Сидит она, — продолжала скулить Софи, — и улыбается… а никому не дано знать (Софи возвысила голос), что может случиться и кто в эту минуту испускает последний вздох. — Софи зарыдала в голос: — А похожа до чего… а похожа до чего… ну точь-в-точь такая она и была перед отъездом.

Тине сняла портрет и долго его разглядывала.

— Да, очень похожа, — сказала она, держа портрет так, словно хотела молитвенно сложить над ним руки. Слезы выступили у нее на глазах первый раз за минувшие сутки.

По всему дому офицеры вставали из-за стола и ложились отдыхать.

Тине накинула на плечи шаль и пошла дозором по усадьбе, раз самого лесничего нет дома. Лесничий конечно же почувствует себя спокойнее, если будет знать, что она следит за порядком.

В прихожей на прежнем месте сидел лейтенант. С фонарем в руке Тине обошла всю усадьбу. Все стихло во дворе, только земля чуть заметно вздрагивала от каждого залпа. У калитки кто-то метнулся ей навстречу. То был лейтенант из прихожей, который счел целесообразным тоже принять участие в ночном дозоре.