Адольфо Биой Касарес: Ad porcos

Эти слова – совершенно точно – звучали в партии Маргариты: Мефистофель послал ей сны, в которых она видела Фауста, еще не зная его. Теперь тоска по тому далекому дню все перемешала в моей памяти: пассажи, слышанные до и после антракта, сказанное нами в театре и затем в других местах, той удивительной ночью. Не считайте, что я совершенно потерял голову. Я держался до конца. Пришлось приспособиться к обстоятельствам: когда девушка сообщила мне, что ее зовут Перла, [7]готовый вырваться наружу поток острот застыл у меня на губах. Я не собирался неуместными шутками испортить приключение, обещавшее быть – по крайней мере, пока – благоприятным для меня. Для людей утонченных шутки по поводу имен – признак плохого воспитания. Что до меня, то имя «Перла», носимое девушкой с такой внешностью, – это добило меня окончательно. Если честно, в тот момент я был просто потрясен. Сейчас мне это кажется даже странным. Перла – это Перла, и назвать ее любым другим именем было бы смешно. Еще раз: я не терял головы и отметил ее манеру разговаривать. Иностранный акцент дополнялся словами и выражениями, выдававшими в ней аргентинку.

После окончания спектакля мы оставались в зале Бог знает сколько времени: Перла не переставая аплодировала. Я пристально наблюдал за этим выразительным исступлением. Она объяснила мне, что не плакала только потому, что потекла бы тушь на ресницах. «Тебе нравится эта Перла, – сказал я сам себе, – если ты без труда подавляешь раздражение, не вертишься на месте и не пытаешься ее оборвать». Наконец мы вышли из театра; я взял новую подругу под руку и отважно повел ее по направлению к ресторану. Никогда еще мой желудок не был пуст так долго. Мы шли не спеша, стараясь подобрать подходящие слова, чтобы оценить и восславить искусство Берлиоза. Мысленно я решил не заказывать сложных блюд, приготовляемых часами, а ограничиться холодной закуской и куриным жарким. Но при этом чутко прислушиваться к советам метрдотеля: вдруг он предложит что-нибудь сытное и не требующее времени. Увы, это мое слабое место: еда должна подаваться сразу же, и любая задержка приводит меня в уныние. Вообразите же мое состояние, когда я услышал из уст Перлы одну из тех небрежных фраз, которые предвещают ни больше ни меньше, как крушение судьбы. Фраза небрежная, но не допускающая возражений. Я неважно разбираюсь в женщинах, но знаю, когда с ними можно спорить, а когда нет. В таком положении единственный выход – полностью забыть о себе, о своих желаниях, о своем упрямстве и воскликнуть, как будто хлопая в ладоши: «Браво!» Перла сказала:

– Куда мы идем? В ресторан? Поесть? Какой ужас! Повернем обратно.

Действительно, мы повернули на девяносто градусов и пошли прочь от ресторана. Но ее рука сжала мой локоть, моментально превратив меня из взрослого мужчины в восторженного подростка. Взволнованный, я едва сдержал свою признательность. Вместо того чтобы очутиться в гостеприимном зале «Агилы», мы вышли на громадную площадь, – и неизвестно, какая минутная фантазия заставила меня увидеть нас обоих как бы со стороны, издалека: трогательная пара, затерянная в пространстве. Все подробности той ночи в Монтевидео видятся мне так ясно, как если бы это было недавним сном.

Мы беззаботно пускаемся в плавание по бурному морю чувств, и лишь затем нас охватывает тревога. Меня уже не пугала прогулка по ночному городу. Я весь погрузился в несравненную игру – постепенное покорение женщины, и тут эта женщина снова заговорила:

– Пойти в ресторан? Какая глупость. Ненавижу закрытые помещения.

И тут же замолчала, чтобы через некоторое время продолжить:

– А может, вы из тех, кто придает большое значение еде? Из тех, кому необходим обед из двух блюд, за столом, покрытым скатертью?

Как будто она была знакома со мной не один год. И дальше, безапелляционным тоном:

– Мне хватает бутерброда в забегаловке!

Пожалуйста, не считайте меня женоненавистником на том основании, что временами мой гнев обращается против женщин. Минутные вспышки проходят сквозь всю нашу жизнь, но остаются без заметных последствий. Я восхищаюсь женщинами, одновременно срывая с них маску: это анархистки, повергающие в прах цивилизацию. Верьте мне, если каждый человек станет внимателен к мелочам, в нашем суетном мире воцарится хотя бы видимость порядка. Женщины – возмутительницы спокойствия, цыганки, им не понять необходимости принимать пищу четыре раза в день. Давая волю раздражению, скажу, что такого рода пост – признак не столько возвышенности, сколько боязни растолстеть. Я вспоминаю одну из поклонниц голодания, с ее культом пустого желудка, из-за чего ночи напролет моим единственным блюдом был чай с лимоном; и вот однажды утром я обнаружил ее на кухне, поглощавшую с тигриным аппетитом кремовые пирожные.