Божена Немцова: Карла

— Ну, кажется, ты уже со всеми потанцевала, теперь давай со мной, — предложил Петр, хватая Карлу за фалду.

— Парню с парнем танцевать, все равно что есть хлеб с хлебом, — засмеялся Карел.

— Тоже мне парень нашелся! Да хоть ты бороду отрасти, все равно парня из тебя не выйдет, — стал дразнить ее Петр.

— Осторожней, Петр, а то столкнемся! Я ведь не Карла.

И, наклонившись к нему, зашептала на ухо:

— Послушай меня и займись-ка Барой Йокшевой, дивчина стоящая, да и любит тебя, это я точно знаю.

Не успел Петр ответить, а Карел уже снова обхватил Гану и танцевал с нею. После того как Карла переоделась, Гана была словно в дурмане. Хотя она прекрасно сознавала, что это Карла, однако когда подруга ее обнимала и шептала «Гана, золотая моя, милая!», сердце сладко замирало и девушка даже перестала понимать, где она, что с ней происходит, и то бледнела, то становилась красной, как калина.

— Не пойму, что творится, только с тех пор, как ты переоделась, меня словно кто-то околдовал. Голова идет кругом! Похоже, нас кто-то сглазил, — жаловалась Гана, отдыхая после танца.

— Оботрись белым платочком, — посоветовал ей Карел. Девушка послушалась, но и это не помогло. Стоило лишь Карелу ласково взглянуть на нее, пожать руку, как снова происходило то же самое.

Было около полуночи, когда молодежь стала расходиться. Старшие уже давно были дома. С песнями и музыкой парни провожали девушек до самых ворот.

Гана и Карла шли первыми — потому что они дали на гулянье денег больше других и еще потому, что Гана была дочкой старосты.

— Помни свое слово, Карел! — крикнул солдат-отпускник вслед Гане и Карелу, когда они входили во двор.

— Я его сдержу, — услышал он в ответ.

Петр домой не пошел. Он рассердился на Карлу и назло ей провожал Бару.

— Гана! — начал Карел, когда они вошли в ее каморку и он сел рядом с нею на сундук. — Гана, скажи мне честно, я тебе нравлюсь, такой как сейчас? И ты пошла бы за меня замуж, если бы я на самом деле была парнем?

— Ни за кого другого! Ты мне очень нравишься такой, как сейчас! — воскликнула Гана и по привычке обняла подружку за шею. — Если бы ты была парнем, я бы до самой смерти ни за кого другого не пошла! — прошептала она и в изнеможении положила голову ему на плечо.

— Обещай мне это перед богом и дай мне твою руку! — торжественно произнес Карел. Гана, не понимая, что делает, приняла все это за шутку хотя ей было не до шуток. Но голос Карела проник ей в самое сердце, и, подав ему руку, она произнесла:

— Обещаю!

— Смотри же, что бы ни случилось, обещание свое выполни! — сказал Карел и, крепко обняв Гану, целовал ее лицо и глаза, называл ее самыми нежными словами, а девушка на его горячие поцелуи отвечала также горячо.

— А теперь иди спать. Да хранит тебя господь. Помни же, что ты мне обещала!

Сказав это, он еще долго-долго не выпускал ее из объятии, наконец отпустил и убежал из каморки в свой чулан.

Вскоре он вышел оттуда, тихонько подкрался к Ганиному окошку, прислонил голову к холодной стене и горько заплакал. Потом перекрестился, еще раз окинул взором двор и тихо вышел из ворот.

Едва рассвело, Маркита была уже на ногах. Ее охватила тревога. Ночью ей приснился страшный сон, а Карлы дома не оказалось. Маркита отправилась ее искать.

Поскольку в деревенских домах замков на дверях не бывает, то достаточно взяться за скобку, поднять защелку, и входи хоть в хозяйскую комнату.

Маркита вошла беспрепятственно. В комнате было тихо. В полутьме она разглядела только свернувшегося клубком на печи котенка. Почуяв Маркиту, он спрыгнул вниз и стал тереться о ноги. В клетке заворковали голуби, которых хозяйка держала на случай зубной боли [14] Согласно поверью, зубная боль проходит, если взять голубя в руки. . Полотняные занавески, спускавшиеся до самого пола перед хозяйским ложем, были задернуты, а это означало, что староста с женой еще утопают в груде подушек, наваленной чуть не до потолка.

У колодца умывалась молодая служанка.

— Карла уже встала? Где она? — спросила Маркита.

— Не знаю, может, у Ганы в каморке.

— Помилуй бог! — тихо воскликнула Маркита и направилась в каморку.

Там, разметавшись в постели, спала девушка. Она была так хороша, что казалось, будто на подушку упала роза.

Маркита поглядела на нее, прошептала: «Благослови тебя господь!» — и вышла.

Она поднялась на чердак. Там храпел, будто орехи сыпал, Петр. Здесь Карлы тоже не было. Не оказалось ее ни в хлеву, ни в конюшне, ни дома.