Эрих Ремарк - Станция на горизонте

— Какое время?

— Кай — 4:48, Мэрфи — 4:47.

Одним прыжком Кай очутился опять на сиденье машины и крикнул:

— Что случилось с Льевеном?

Механик, стоявший на коленях возле переднего колеса, сообщил:

— Он повредил плечо, не тяжело, но машина — вдребезги…

Как только гайки были завинчены, Кай унесся прочь. На одном из поворотов он увидел Хольштейна, тот стоял у обочины, и по лицу его катились слезы. При виде Кая он затопал ногами и простер к нему руки…

Автомобиль превратился в бледный грохочущий призрак. Кай был сам не свой. У Курбиссона кровоточили руки: во время одного из отчаянных виражей машина так плясала на двух колесах, что он протащился руками по дороге. Это была езда без раздумий, стихийное, инстинктивное неистовство, притяжение магнитом к невидимой точке где-то впереди на дороге — «Мэрфи».

Они брали повороты не на жизнь, а на смерть, машина с грохотом катила по обломкам, перемахивала через канавы, срывала дерн — тут громыхнул пушечный выстрел, приветствуя первого из гонщиков, и сразу после этого Кай опять остановился возле автомастерской. Он выскочил из машины, бегом, в азарте гонки, помчался дальше, потом опомнился, повернул назад и спросил, какое у него время.

Перед ним стоял Пеш и умоляющим голосом твердил:

— Вы на одну минуту впереди Мэрфи, вы лидируете, ради всего святого, будьте осторожны, чтобы ничего не случилось, тогда мы во всяком случае займем приличное место…

Кай совсем его не слушал. Механики, которых он заразил своей лихорадкой, поставили рекорд — сменили шины за сорок восемь секунд. Начинался последний круг.

Кай приближался к какому-то коричневому автомобилю. Когда до него оставалось около двух метров, из вихря пыли вылетел камень и ударил в их машину. Кай вздрогнул так, будто камень попал в него самого, — его обожгла мысль, что разбит радиатор.

Курбиссон вылез вперед, вытянулся, чтобы осмотреть машину, — камень не причинил ей вреда. Они продолжали ехать с прежней скоростью.

Вот опять показался коричневый автомобиль, но уже позади Кая; красный, последний перед Мэрфи, они уже обогнали, зеленая машина Бойо осталась позади справа, — видимо, они шли прямо за лидером. Каю надо было только не отрываться от него, и победа ему была обеспечена. Но Кай ни минуты так расчетливо не думал. Он знал, что может выиграть во времени, если больше ничего не случится, но не смог бы этим ограничиться, на уме у него было только одно: он должен обогнать Мэрфи!

Впереди него урчала зеленая машина, но вот она уже позади — это был Дзамбони; теперь заволновался и Курбиссон.

— Перед нами может быть только Мэрфи.

Они гнали, как одержимые. И вот перед ними в сгущавшейся пыли на миг обрисовалась тень — у Кая пресеклось дыхание: красная машина… Мэрфи…

Сощурив глаза, он пристально смотрел вперед поверх капота. Ему была видна лишь легкая тень, которая моталась в клубах пыли, — он придвигался к ней все ближе. Пыль уже так сгустилась, что край дороги стал неразличим; вдруг, на очередном витке, рыхлый гравий рванул задние колеса, машина повернулась раз, другой, медленно накренилась и опрокинулась. Уже падая, Кай цеплялся за рулевую колонку, ободранными руками хватал машину за колеса. Курбиссон взялся за переднюю ось, приподнял ее, ухватился покрепче, левой рукой уперся в металл радиатора и ощутил дикую боль, — резкий толчок, машина опять стояла прямо, но ладонь Курбиссона превратилась в голое мясо, — раскаленный металл опалил ему кожу, а при попытке рвануть ось к себе она слезла клочьями.

Машина уже с грохотом неслась дальше, они упустили всего какие-то секунды, но то были бесценные секунды, — туча пыли перед ними развеялась, вид прояснился.

Машину бросало, она прыгала, изворачивалась, выделывала на ухабистом вулканическом базальте настоящие прыжки, тащилась по неглубоким рвам, с оглушительным рокотом взбиралась вверх по склонам. Но вот ноздри водителей расширились и начали снова жадно впивать в себя клочья серо-белого тумана — пыль, эта замечательная пыль, обычно злейший враг автогонщика, теперь была избавлением, ибо в этой пыли сидел Мэрфи…

Его можно было разглядеть еще в Полицци. Кай был уже не человеком, он стонал вместе с взбесившимся компрессором; выдвигал вперед или отводил назад плечи, словно хотел придать машине еще больший разбег, сотни раз им грозила опасность перевернуться или врезаться в откос, но они догоняли Мэрфи.

За спиной у них осталось семь тысяч поворотов, они уже прямо наступали американцу на колеса, возле Коллезано приблизились к нему так, что их разделял всего лишь метр, возле Кампо-Феличе их радиаторы шли уже бок о бок, и началась сумасшедшая гонка по берегу моря.