Вирджиния Вулф - Годы

И они обратились к теме Африки и нехватки рабочих мест. Воодушевление Норта иссякало. Карточка больше не излучала образы. Падали мокрые листья. Они падают, падают и покрывают все, шептал он про себя, глядя на свою тетку — бесцветную, если не считать бурого пятна на лбу, и волосы у нее бесцветные, лишь одна прядь будто измазана желтком. Наверное, все ее тело мягкое и выцветшее, как начинающая гнить груша. А Хью, положивший свою большую руку на колено Норту, он облеплен сырыми отбивными. Норт поймал взгляд Элинор. В нем ощущалось некоторое напряжение.

— Да, как они все испортили, — говорила она.

Но из ее голоса исчезла глубина.

— Повсюду новые виллы, — говорила Элинор. По-видимому, она недавно была в Дорсетшире. — Маленькие красные виллы вдоль дороги, — продолжала она.

— Да, что меня поражает, — сказал Норт, заставив себя поддержать ее, — это как вы испортили Англию в мое отсутствие.

— В наших краях ты найдешь не слишком много перемен, Норт, — сказал Хью с гордостью.

— Да, но нам повезло, — добавили Милли, — у нас там несколько крупных имений. Нам повезло, — повторила она, — если не считать мистера Фиппса, — она едко усмехнулась.

Норт очнулся. Она говорит всерьез, подумал он. Ее ехидство придало ей подлинности. Настоящей стала не только она: вся их деревня, большой дом, малый дом, церковь и круг старых деревьев предстали перед ним совершенно реально. Он был не против пожить у них.

— Это наш священник, — объяснил Хью. — По-своему неплохой малый, но слишком близок к католичеству. Свечи и все такое.

— А его жена… — начала Милли.

Элинор вздохнула. Норт посмотрел на нее. Она засыпала. Остекленелый взгляд, застывшее выражение лица. В какое-то мгновение она была ужасно похожа на Милли, дрема выявила семейное сходство. Затем она широко раскрыла глаза, усилием воли не давая векам опуститься. Но она явно ничего не видела.

— Ты должен приехать, и увидишь, как будет хорошо, — сказал Хью. — Как насчет первой недели сентября? — Он раскачивался с боку на бок, как будто его добросердечие перекатывалось в нем. Он был похож на слона, который собирается встать на колени. А если он встанет на колени, как он поднимется обратно? — спросил себя Норт. И если Элинор заснет и захрапит, что мне тогда делать, если я буду сидеть между колен у слона?

Он огляделся, ища повода уйти.

В их сторону шла Мэгги, не ведая, что ее ждет. Они увидели ее. Норту очень захотелось крикнуть: «Берегись! Берегись!» — потому что она находилась в опасной зоне. Длинные белые щупальца, которые бесформенные твари распускают по течению, чтобы ловить себе еду, затащат, засосут ее. Всё, они ее увидели: она обречена.

— А вот и Мэгги! — воскликнула Милли, поднимая взгляд.

— Сто лет тебя не видел! — сказал Хью, пытаясь приподнять себя.

Мэгги пришлось остановиться и вложить свою руку в бесформенную лапу. Норт встал, истратив на это последнюю каплю энергии, которая осталась в нем от адреса в жилетном кармане. Он уведет Мэгги. Он спасет ее от семейной заразы.

Но она не обратила на него внимания. Она стояла на месте, отвечая на приветствия, сохраняя полное самообладание, — как будто используя специальный набор снаряжения для экстренных случаев. О Господи, сказал себе Норт, она не лучше их. Она покрыта коркой неискренности. Они уже говорят о ее детях.

— Да, это тот малыш, — говорила Мэгги, указывая на юношу, танцевавшего с девушкой.

— А дочь, Мэгги? — спросила Милли, оглядываясь вокруг.

Норт заерзал. Это заговор, понял он. Это каток, который все сглаживает, стирает, обкатывает до безликости, придает всему одинаковую округлость. Он прислушался. Джимми был в Уганде, Лили была в Лестершире, мой мальчик, моя девочка… — вот что они говорили. Но им не интересны чьи-то дети, кроме своих, заметил он. Только свои, их собственность, их плоть и кровь, которых они будут защищать, выпустив когти в своем болоте, думал он, глядя на маленькие лапки Милли, — даже Мэгги, даже она. Ведь она тоже говорила о «моем мальчике, моей девочке». Как они могут быть цивилизованными?

Элинор засопела. Она клевала носом — бесстыдно, беспомощно. В беспамятстве есть нечто непристойное, подумал Норт. Ее рот приоткрылся, голова завалилась набок.

Но настал его черед. Повисла пауза. Надо подстегнуть разговор, понял он, кто-то должен что-то говорить, иначе человеческое общество прекратит существование. Хью прекратит существование, Милли тоже. Он уже собирался найти какие-то слова, чтобы заполнить эту огромную пустоту древней утробы, но тут Делия — то ли из присущего хозяйкам желания всегда встревать, то ли из человеколюбия, Норт сказать не мог — подошла, быстро кивая.