Оба весь день ничего не ели, и поэтому к вечеру у них появился аппетит. Шмуэль-Лейбл прочел Благословения, разливая вино, и дал отпить немного из бокала Шоше. После этого они по очереди омочили пальцы в медном тазике и вытерли их полотенцем, каждый со своего края. Шмуэль-Лейбл разрезал субботний хлеб на две части и одну оставил себе, а другую протянул жене.
Едва прикоснувшись к еде, он тут же заметил, что все получилось очень вкусным, на что Шоша ответила:
— Ешь, ты говоришь так каждую Субботу!
— Что же мне делать, если это правда? — удивился Шмуэль-Лейбл.
Хотя зимой достать свежую рыбу и было трудно, но Шоше удалось купить три четверти фунта щуки. Она пожарила ее с луком, яйцом, солью и перцем и запекла с морковью и петрушкой. У Шмуэль-Лейбла сперло дыхание, и он выпил стакан водки. Когда он начал петь застольные песни, Шоша тихонько подпевала ему. Затем пришел черед куриного бульона с лапшой и блестящими кругляшками жира, плавающими на его поверхности, как золотые дукаты. В перерыве между супом и главным блюдом Шмуэль-Лейбл вновь запел Субботние Гимны. В это время года гуси стоили недорого, поэтому Шоша купила мужу не только целую птицу, но еще и большую ногу. После десерта Шмуэль-Лейбл омыл руки в последний раз и снова прочел Благословения. Дойдя до слов: «И не дай нам нужды ни в чем, и не оставь на милость чужую», — он поднял глаза к потолку и потряс в воздухе кулаками. Он никогда не уставал молиться о том, чтобы до конца дней своих жить собственными силами и никогда, прости, Господи, не зависеть от чужой доброты.
После Благословений он прочел главу из Мишны и все подходящие к случаю молитвы, какие только нашлись в его толстом молитвеннике. Затем он сел и прочел недельную порцию Пятикнижия, дважды на иврите и один раз на арамейском. Произнося слова на арамейском, он был очень осторожен и старался не сделать ошибки в особенно сложных параграфах. Закончив, он начал зевать, и в глазах его проступили слезы. Глубокая усталость охватила Шмуэль-Лейбла. Он с трудом держал глаза открытыми и, прежде чем повернуть страницу, засыпал на секунду или две. Когда Шоша заметила это, то немедленно приготовила мужу постель, положив на лавку матрас, накрытый чистыми простынями. Шмуэль-Лейбл пробормотал вечернюю молитву и начал раздеваться. Уже лежа на лавке, он сказал Шоше: «Доброй Субботы, моя благочестивая жена. Я очень устал…» — после чего повернулся лицом к стене и немедленно захрапел.
Шоша еще немного посидела, глядя на свет субботних свечей, уже начинавших оплывать и дымить. Перед тем, как отправиться в постель, она поставила рядом с лавкой мужа кувшин с водою и таз, так, чтобы он сразу после пробуждения мог вымыть руки. После чего легла и быстро заснула.
Прошел час или два, хотя вполне возможно, что и три, — какое это на самом деле имеет значение? — когда внезапно Шошу разбудил голос Шмуэль-Лейбла. Она услышала, как он шепчет ее имя, и открыла глаза.
— Что случилось?
— Ты чиста сегодня? — пробормотал он.
Она задумалась и ответила:
— Да.
Тогда он встал со своей постели и пришел к ней: его охватило желание. Сердце громко стучало, а кровь бежала по венам быстрее обычного. Он чувствовал давление в пояснице. Первым его порывом было овладеть ею немедленно, но затем он вспомнил, что Закон предписывает мужчине перед тем, как он соединится с женщиной, сказать ей несколько ласковых слов, и начал говорить о своей любви к ней и о том, что вполне возможно у них еще будет сын.
— А дочь тебя не устроит? — спросила Шоша, и он ответил:
— На все воля Божия, мы будем рады в любом случае.
— Боюсь, что для меня это уже невозможно, — вздохнула она.
— Почему нет? — возразил он. — Праматерь Сара была гораздо старше тебя.
— Как ты можешь сравнивать меня с Сарой? Тебе лучше развестись со мною и найти новую жену.
Он остановил ее, приложив палец к ее губам.
— Даже если бы мне пообещали, что я стану править над двенадцатью коленами Израилевыми и над утерянным тринадцатым, я бы и тогда тебя не оставил. Я не могу даже представить себе, что буду с другой женщиной. Ты — жемчужина моей короны.
— Что ты будешь делать, если я умру? — спросила Шоша.
— Господи, прости, что ты такое говоришь? Я умру от горя, и нас похоронят в один день.
— Не кощунствуй. Ты переживешь даже мои кости. Ты мужчина. Ты сможешь найти себе кого-нибудь еще. А что мне делать без тебя?
Он хотел ответить, но она уже целовала его. Он поцеловал в ответ ее. Каждый раз, когда они были вместе, он удивлялся: как такое возможно, что только ему одному, Шмуэль-Лейблу, принадлежит это сокровище? Он знал Закон, праведники не должны искать удовольствий. Но где-то в Священных Книгах он прочел однажды, что нет ничего плохого в обладании женщиной, которая является твоей женой по Законам Моисея и Израиля, и теперь, поняв это, он целовал ее лицо, шею, грудь. Она пыталась успокоить его, но он ответил: «Пусть потом я попаду в Ад. Но ведь и величайшие из святых любили своих жен!» Тем не менее он все же пообещал себе сходить завтра с утра в ритуальные бани, прочесть псалмы и выделить немного денег на милостыню. Так как она тоже любила его и получала удовольствие от его ласк, то сдалась и позволила делать с собою все, что он хотел.
Читать дальше