На рассвете они ложились, почти не чувствуя под собою ног. Но благодаря всем этим усилиям Шоше не нужно было торопиться выполнить свою работу на следующий день, и она могла прочесть Благословение над свечами уже за четверть часа да захода солнца.
Пятница, о которой пойдет речь в этой истории, была самой короткой в году. Падавший всю ночь снег доставал к утру до самых окон и не давал открыть двери. Как всегда, супруги не спали всю ночь и легли только на рассвете. Они не слышали крика петухов и проснулись позже обычного; стекла покрыл иней, и день казался немногим светлее ночи. Прочитав «Благодарю Тебя!», Шмуэль-Лейбл взял лопату, расчистил дорожку к дому и принес воды из колодца. На этом с работой на сегодня было покончено. Он мог идти в дом учения на утреннюю молитву, а после завтрака отправиться в ритуальные бани. Так как снаружи было холодно, посетители там кричали: «Воды! Воды» — и смотритель выливал все новые и новые ведра воды на раскаленные камни, от чего помещение тонуло в клубах густого пара. Шмуэль-Лейбл взял ивовый веник, залез на самую высокую полку и хлестал себя до тех пор, пока кожа его совершенно не покраснела. Из бань он пошел в дом учения, где служка уже вымыл пол и теперь посыпал его песком. Шмуэль-Лейбл зажег свечи и помог накрыть столы праздничными скатертями. Затем он направился домой и переоделся в субботнюю одежду. Его ботинки, починенные совсем недавно, больше не пропускали воды. Шоша, за неделю успевшая все перестирать, дала ему свежую рубашку, исподнее, ритуальную одежду с кистями и даже пару новых носков. Она уже прочла Благословение над свечами, и теперь каждый угол их домика источал дух Субботы. Сама Шоша надела желто-серое платье, шелковый платок с серебряными блестками и туфельки с блестящими закругленными носиками. На груди у нее висела цепочка матери Шмуэль-Лейбла, да покоится она в мире, которую та дала ей после подписания свадебного контракта, а на указательном пальце посверкивало колечко. Горящие свечи отражались в окне, и Шмуэль-Лейблу внезапно пришло в голову, что там, снаружи, есть еще одна такая же комната и еще одна Шоша, зажегшая субботние свечи. Ему вдруг очень захотелось сказать ей, как он любит ее, но на это уже не было времени; Священные Книги расписывали этот день чуть ли не по минутам, и, согласно им, следовало прийти в синагогу в числе первых десяти человек; Шмуэль-Лейбл как раз и оказался десятым. После того как община прочла Песнь Песней, кантор запел «Даруй свою милость» и «Приди к ликованию нашему». Шмуэль-Лейбл молился с особым пылом. Он почти чувствовал сладкий вкус каждого произносимого слова; слова срывались с его губ и жили собственной жизнью, они поднимались по восточной стене, парили над резной крышкой Священного Ковчега, позолоченными львами и табличками с Десятью Заповедями, достигали потолка, украшенного изображениями двенадцати знаков зодиака, и оттуда воспаряли прямиком к Трону Славы.
Кантор пел «Приди, любимый мой», и Шмуэль-Лейбл подпевал ему. Затем наступило время молитвы, и мужчины прочли «Славим Тебя…», к чему Шмуэль-Лейбл добавил еще и «Владыку мира». После этого он пожелал всем хорошей Субботы; раввин, ритуальный резник, глава общины, помощник раввина — там присутствовали действительно все. Мальчишки из хедера закричали: «И тебе хорошей Субботы, Шмуэль-Лейбл!» и начали гримасничать, но он только улыбнулся им в ответ и ласково потрепал одного из мальчишек по щеке. Затем он пошел домой. Снега нападало столько, что с трудом можно было разобрать контуры крыш, как если бы кто-нибудь взял да и окунул всю деревню в ведро с белой краской. Небеса, весь день казавшиеся низкими и затянутыми облаками, просветлели. Снег серебрился под лучами полной луны, выглядывающей из-за молочных облаков. На западе еще виднелись отблески заката. Звезды в эту пятницу казались больше и ярче, чем обычно, словно каким-то чудом Лапшица вдруг приблизилась к небу. Хижина Шмуэль-Лейбла, находившаяся недалеко, теперь казалась подвешенной в пространстве, как сказано: «И повесил Он Землю там, где не было ничего». Шмуэль-Лейбл шел не торопясь, стараясь следовать Закону, запрещающему покидать священные места в спешке, однако он очень хотел скорее оказаться дома. «Кто знает? — думал он. — Вдруг Шоша заболела? Или пошла за водой и, прости Господи, упала в колодец? Только Небеса знают, что может случиться с человеком!»
Стоя на пороге, он отряхнул снег с ботинок, открыл дверь и увидел Шошу. Комната наводила на мысли о Рае. Печь была вычищена, а свечи в медных подсвечниках источали субботнее тепло. Слабый запах дыма смешивался с ароматом праздничной трапезы. Шоша сидела на лавке, очевидно, поджидая мужа, и на щеках ее играл девичий румянец. Шмуэль-Лейбл пожелал ей счастливой Субботы, а она в ответ пожелала ему счастливого года. Он прочел «Мир вам, ангелы помощи…», о невидимых ангелах, сопровождающих каждого выходящего из синагоги еврея, и «Жену набожную». Всякий раз, повторяя слова этой молитвы, он не переставал удивляться, как точно они подходят к Шоше. Сама Шоша знала, что это произносится в ее честь, и думала: «Я женщина, сирота, а Бог дал мне такого замечательного мужа, который теперь молится обо мне на святом языке!»
Читать дальше