Исаак Башевис-Зингер - Короткая пятница и другие рассказы[Сборник]

Впервые он понял, что лжет. Никто не подчинялся людям больше него. Весь город давал ему распоряжения, и он покорно выполнял их. Каждый мог причинить ему вред. Сегодня это происходит в Ямполе, а завтра то же самое будет и в Яврове. Он, раввин, был слугою каждого влиятельного члена общины. Он должен был надеяться на подарки, расположение, искать себе союзников. Рабби посмотрел на молящихся. Нет, им сторонники были не нужны. Им не следовало беспокоиться о том, кто за, а кто против них. Их не волновали досужие домыслы сплетников. «Но зачем же тогда лгать? — подумал рабби. — И перед кем? Перед Всемогущим?» Он вздрогнул и почувствовал, как к лицу приливает кровь. Колени подгибались. Перед ним на стол уже положили Свиток, но он не замечал его. Внезапно что-то внутри него рассмеялось. Он поднял вверх руку, как будто бы давал клятву. Вернулась давно забытая радость, и он почувствовал совершенно неожиданную решительность. Все прояснилось в один момент…

Раввина позвали, и он поднялся на возвышение. Взяв в руки бахрому Свитка, он приложил ее ко лбу и поцеловал. Затем громко прочел Благословение и стал слушать. Читали главу «И послал мужей троих…». В ней рассказывалось о том, как соглядатаи, посланные в землю Ханаанскую, вернулись назад, испугавшись сынов Анака. «Трусость обрекла поколения на жизнь в пустыне, — думал рабби Ионатан. — Но они испугались великанов, а почему я боюсь этих гномов? Это хуже, чем трусость, это гордыня. Я боюсь потерять свою должность». Молившиеся смотрели на рабби с нескрываемым удивлением. Он него теперь исходила удивительная сила, казалось, что он изменился. Все решили, что это из-за скорого переезда в Явров.

После окончания молитвы мужчины начали расходиться. Шлоймо Меир снял свою молитвенную шаль и направился к выходу. Он был небольшого роста, ширококостным, с рыжей бородой, желтыми глазами и веснушками. Его матерчатая кепка, габардин и грубые башмаки выгорели на солнце и тоже казались желтыми.

— Шлоймо Меир, задержись, пожалуйста, на минутку, — окликнул его раввин.

— Да, рабби?

— Как твои сады? Урожай хорош?

— Слава Богу. Если не поднимется ветер, все будет отлично.

— Людей хватает?

Шлоймо Меир задумался:

— С этим тяжко, но мы справимся.

— Почему тяжело?

— Работа трудная. Они ведь целые дни на лестнице проводят, а спят в сарае.

— Сколько ты им платишь?

— Немного.

— Но на жизнь хватает?

— Я их кормлю.

— Шлоймо Меир, возьми и меня к себе. Я буду собирать фрукты.

В желтых глазах Шлоймо Меира зажглись огоньки смеха:

— Почему бы и нет?

— Я серьезно.

Шлоймо Меир насторожился:

— Я не понимаю, о чем говорит рабби.

— Я больше не рабби.

— Что? Это почему?

— Если у тебя есть время, я все расскажу.

Рабби говорил, а Шлоймо-Меир слушал. Кроме них в синагоге никого не осталось. Они стояли рядом с кафедрой. Хотя раввин говорил тихо, но каждое его слово отдавалось от стен гулким эхом, как будто бы кто-то невидимый повторял за ним.

— Что скажешь, Шлоймо Меир? — наконец спросил он.

У Шлоймо Меира было такое лицо, как будто он проглотил что-то очень кислое. Он покачал головой:

— Что я могу сказать? Я боюсь, что меня исключат из общины.

— Ты не должен никого бояться. «И не испытаешь страха перед лицом человека». В этом суть иудаизма.

— Но что скажет ваша жена?

— Она будет помогать мне.

— Но это будет нелегко для вас.

— Ждите, и Господь придаст вам новые силы.

— Ну…

— Ты согласен?

— Если рабби настаивает…

— Не называй меня больше рабби. Теперь я один из твоих сборщиков фруктов. И обещаю, я буду честным работником.

— В чем в чем, а в этом я не сомневаюсь.

— Когда ты поедешь в сады?

— Через пару часов.

— Заезжай за мною, я буду ждать.

— Хорошо, рабби.

Шлоймо Меир подождал еще немного и ушел. В дверях он обернулся: раввин стоял теперь в одиночестве, крепко стиснув руки и глядя на стены. Он покидал синагогу, в которой молился столько лет. Здесь все было таким знакомым: двенадцать знаков зодиака, семь звезд, фигуры льва, оленя, леопарда и орла, непроизносимое Имя Бога, нарисованное красным. Позолоченные львы, держащие своими высунутыми языками скрижаль с Десятью Заповедями, внимательно смотрели янтарными глазами на рабби. Ему казалось, что эти священные животные хотят спросить: «Почему так долго? Неужели же ты сразу не мог понять, что нельзя одновременно служить Богу и человеку?» Их открытые пасти смеялись с какой-то особой великодушной свирепостью. Рабби запустил руку в бороду. «Что ж, никогда не поздно. Впереди еще целая вечность…»