Оливер Голдсмит - Вэкфильдский священник

Такъ жили мы много лѣтъ въ совершенномъ счастіи, хотя, конечно, иной разъ и намъ доставались кой-какіе щелчки, которые посылаетъ Провидѣніе, чтобы еще увеличить цѣну своихъ благодѣяній. Ученики сельской школы часто воровали фрукты у меня въ саду, а кошки и ребятишки поѣдали простоквашу у жены на погребѣ. Иногда сквайръ засыпалъ въ самыхъ краснорѣчивыхъ мѣстахъ моей проповѣди, а его супруга очень кисло отвѣчала на любезности моей жены въ церкви. Но мы скоро забывали непріятное впечатлѣніе, произведенное на насъ подобными мелочами, а дня черезъ три или четыре начинали даже удивляться тому, какъ онѣ могли насъ огорчать.

Дѣти мои, рожденные въ теченіе воздержной, умѣренной жизни, росли въ ласкѣ и холѣ, а потому были здоровы и хорошо сложены; сыновья крѣпкіе и дѣятельные, дочери красивыя и цвѣтущія. Когда вокругъ меня собирались мои дѣти, обѣщавшія быть опорою моей старости, я не могъ удержаться, чтобы не вспомнить знаменитаго анекдота про графа Абенсбурга: «Когда Генрихъ II проѣзжалъ черезъ Германію и придворные явились къ нему со своими сокровищами, онъ привелъ своихъ тридцать двухъ дѣтей и представилъ своему повелителю, какъ самое цѣнное приношеніе, которое онъ только могъ сдѣлать». Точно также и я, хотя у меня было всего шестеро дѣтей, находилъ, что въ лицѣ ихъ я сдѣлалъ очень цѣнный подарокъ моей родинѣ и считалъ, что она у меня въ долгу. Нашего старшаго сына назвали Джорджемъ въ честь его дяди, который оставилъ намъ десять тысячъ фунтовъ. Второго ребенка, дѣвочку, я хотѣлъ назвать, въ честь тетки, Гриссель; но моя жена, которая все время, пока была беременна, читала романы, настояла на томъ, чтобы назвать ее Оливіей. Меньше чѣмъ черезъ годъ у насъ родилась вторая дѣвочка, и на этотъ разъ я совсѣмъ уже рѣшилъ, что ее назовутъ Гриссель; но тутъ одной богатой родственницѣ пришла фантазія ее крестить, и по ея распоряженію ее назвали Софіей, такъ что у насъ въ семьѣ оказалось два романтическихъ имени; но я торжественно завѣряю, что я тутъ ни причемъ. Затѣмъ родился у насъ Моисей, а черезъ двѣнадцать лѣтъ послѣ того еще двое сыновей.

Я не стану отрицать, что всегда радовался при видѣ своихъ малютокъ; но радость и тщеславіе моей жены были еще сильнѣе моихъ. Бывало, когда кто нибудь изъ гостей скажетъ:

— Честное слово, миссисъ Примрозъ, у васъ самыя красивыя дѣти во всемъ краю.

То она сейчасъ же отвѣтитъ:

— Точно, сосѣдъ, ужъ такъ ихъ создалъ Господь: и хороши, и пригожи.

И потомъ велитъ дѣвочкамъ поднять головы; а, къ слову сказать, онѣ и точно были очень красивы. Для меня внѣшность такъ мало значитъ, что я бы, пожалуй, даже и забылъ упомянуть объ этомъ обстоятельствѣ, если бы о немъ не говорили во всемъ краю. Оливія, которой было теперь около восемнадцати лѣтъ, отличалась той пышной красотой, которою живописцы всегда надѣляютъ Гебу: откровенная, живая, повелительная. Красота Софіи не такъ бросалась въ глаза, но часто производила болѣе прочное впечатлѣніе, потому что она была кротка, скромна и привлекательна. Первая побѣждала сразу, однимъ ударомъ, вторая посредствомъ успѣшныхъ, постоянно возобновляемыхъ усилій.

Характеръ женщины обыкновенно вырабатывается соотвѣтственно ея наружности, по крайней мѣрѣ такъ оно было у моихъ дочерей. Оливія хотѣла имѣть множество поклонниковъ, а Софія желала прочно привязать къ себѣ одного. Оливія до такой степени старалась нравиться, что часто была неестественна; Софія такъ боялась кого нибудь обидѣть, что скрывала свое превосходство. Одна радовала меня своей живостью, когда я былъ веселъ, другая своей разумностью, когда я былъ въ серьезномъ настроеніи. Но ни та, ни другая не доводили этихъ качествъ до крайности, и часто случалось, что онѣ мѣнялись характерами на цѣлый день. Траурное платье превращало мою кокетку въ скромницу, а новыя ленты сообщали ея сестрѣ болѣе естественную живость. Мой старшій сынъ, Джорджъ, воспитывался въ Оксфордѣ, такъ какъ я предназначалъ его къ ученой профессіи. Второй сынъ, Моисей, котораго я собирался опредѣлить по торговой части, получилъ весьма смѣшанное образованіе дома. Впрочемъ, нечего и пытаться описывать особенности характера молодыхъ людей, которые почти не видали свѣта. Короче сказать, во всѣхъ преобладало фамильное сходство; въ сущности говоря, у нихъ у всѣхъ былъ одинъ и тотъ же характеръ: всѣ были одинаково великодушны, довѣрчивы, просты и незлобивы.