Под утро Сара и Барак вернулись в гостиницу, чтобы немного отдохнуть, а гулянье продолжалось. Через несколько часов они проехали в открытой машине по широкому бульвару, на котором должен был состояться парад, и под гром аплодисментов заняли места на трибуне рядом с президентом страны.
Новый Израиль шествовал мимо Барака: йемениты — теперь уже гордые и смелые бойцы, рослые сабры, летчики из Южной Африки и Америки, солдаты, вернувшиеся на родину со всех концов земного шара. Проходили отборные части десантников в красных беретах, пограничники в зеленой форме. Грохотали танки, в небе ревели самолеты. Сердце Барака забилось, когда под взрыв аплодисментов бородатые подтянутые «Звери Негева» отдали честь отцу своего командира.
Два дня спустя Барак с Сарой стали собираться домой. Народ еще плясал на улицах. Не успели они переступить порог дома в Яд-Эле, как Барак начал сильно кашлять. Он в изнеможении опустился в кресло, а Сара помчалась за лекарством.
— Я же говорила: тебе нельзя так волноваться, — с укором сказала она, вернувшись. — Пора уже считаться с возрастом.
Барак схватил ее за руку, посадил к себе на колени. Сара прижалась головой к его плечу и вопросительно посмотрела ему в глаза. Он отвел взгляд.
— Ну, теперь торжества позади, — сказала она. — Выкладывай, что тебе сказали врачи.
— Тебя не обманешь, — ответил он.
— Я приму все спокойно, обещаю тебе.
— В таком случае вот что: мне пора, — сказал Барак. — В сущности, я и без них это знал.
Сара вскрикнула, но тут же прикусила губу.
— Ты уж постарайся, вызови Ари и Иордану.
— Рак?
— Да.
— И сколько тебе осталось?
— Несколько месяцев. Но это будут чудесные месяцы.
Барак состарился за несколько недель: сильно похудел, сгорбился. Боли, которые на него навалились, были нестерпимы, но он мужественно переносил их, наотрез отказывался лечь в больницу.
Его кровать придвинули к окну, чтобы он мог смотреть на свои поля, на горы, что возвышались за ними. Ари застал отца, когда тот горестно обозревал место, где когда-то стояла Абу-Йеша.
— Шалом, аба, — сказал Ари, обнимая его. — Видишь, я не задержался.
— Шалом, Ари. Дай-ка посмотреть на тебя, сынок. Давно тебя не видел, больше двух лет. Я думал, ты тоже приедешь на парад со своими ребятами.
— Египтяне снова напали на Ницану. Пришлось дать сдачи.
Барак внимательно оглядел сына. Ари дочерна загорел, высох и стал еще более мужественным.
— Негев пошел тебе на пользу, — сказал Барак.
— Что за чепуху мне тут сказала има?
— Не стоит меня подбадривать. Я достаточно пожил, чтобы принять смерть достойно.
Ари налил себе коньяку, закурил сигарету, а Барак не спускал с него глаз. В глазах старика показались слезы.
— Я был бы вполне счастлив, если бы не ты и Иордана. Я умер бы спокойно, зная, что у вас все хорошо!
Ари глотнул коньяка и отвел взгляд в сторону. Барак взял сына за руку.
— Говорят, что ты можешь стать начальником штаба всей нашей армии, если согласишься оставить пустыню.
— В Негеве куча дел, отец. Должен же кто-то ими заниматься! Египтяне нанимают банды фидаинов. Они то и дело просачиваются через границу и нападают на наши села.
— Да, но сам-то ты счастлив, Ари?
— Ты меня знаешь. Я не из тех, кто бурно восторгается. Я же не новый иммигрант.
— Но почему ты уехал от нас и несколько лет не показывал носа?
— Да, это я зря. И очень сожалею об этом.
— Знаешь, Ари, в последние два года у меня впервые в жизни появилось время для размышлений. Это так чудесно — спокойно поразмышлять. А в последние недели у меня времени и того больше. Я много думал. И пришел к выводу, что был не таким уж хорошим отцом. Я виноват перед тобой и перед Иорданой.
— Да брось ты, отец… Слушать не хочу такую ерунду. Что это ты вдруг в сентиментальность ударился?
— Я говорю правду. Теперь я все вижу гораздо яснее. Слишком мало уделял вам времени… Саре тоже. Ари, когда у человека семья, так нельзя.
— Отец, перестань! Никому на свете не доставалось столько родительской любви и понимания, сколько мне. Впрочем, всем родителям, видимо, кажется, что они могли бы сделать для детей больше.
Барак покачал головой:
— У тебя совсем не было детства. Еще двенадцати не исполнилось, а ты уже наравне со всеми работал на болоте. С тех пор как я вложил тебе в руки кнут, ты прекрасно обходился без меня.
— Я не хочу даже слушать тебя, отец. Мы живем в этой стране не ради завтрашнего дня. Другой жизни у нас быть не могло. Брось казниться. Мы жили так, потому что выбора у нас не было.
Читать дальше