Луи Селин - Путешествие на край ночи

— Ты видишь, как твои друзья со мной обращаются? Скажи, Леон! — снова начала она.

Но нужно отдать справедливость Леону: он не возражал, он не провоцировал ее, он глядел в другую сторону, на дома, на бульвар, на автомобили.

А ведь он бывал вспыльчив, Леон. Так как она видела, что эти в своем роде угрозы не действуют, она взялась за него с другого боку, попробовала взять на нежность, все продолжая выжидать.

— Ведь я тебя люблю, мой Леон! Ты слышишь? Скажи — я тебя люблю?.. Тебе понятно по крайней мере, что я для тебя сделала, Леон?.. Может быть, мне не надо было сегодня приходить?.. Может быть, ты все-таки меня немножко любишь, Леон? Ведь это невозможно, чтобы ты меня совсем не любил! У тебя же есть сердце, Леон? Немножко сердца… Отчего же ты тогда презираешь мою любовь?.. Ведь мы все вместе когда-то мечтали… Как ты жесток ко мне!.. Ты презираешь мою мечту! Ты осквернил ее. Ты разрушил мой идеал… Неужели ты хочешь, чтобы я не верила больше в любовь? Скажи!.. А теперь ты, значит, хочешь, чтобы я ушла навсегда? Ты этого хочешь? — спрашивала она его, пока лил дождь сквозь навес кафе.

Она была именно такая, какой он ее описывал. Он ничего не выдумал, что касается ее настоящего характера. Я не мог себе представить, что за такой короткий срок она дошла до такой интенсивности чувств, но это было так.

В шуме уличного движения я сумел шепнуть Робинзону на ухо, что теперь бы надо попробовать отделаться от нее и скорее кончить все это, раз вышла неудача, и удалиться тихо, пока дело не обернулось плохо и пока мы все не рассорились насмерть.

— Хочешь, я найду предлог? — шептал я ему. И мы смоемся каждый сам по себе.

— Только не вздумай этого делать, — ответил он мне. — Не делай этого! Она способна закатить сцену здесь, и тогда ее уже не остановить.

Я не настаивал. Как знать, может быть, Робинзону нравилось, чтобы его публично крыли, и, кроме того, он ее лучше знал, чем я. Когда ливень стал утихать, мы нашли такси. Мы кидаемся к нему и втискиваемся. Сначала мы ничего не говорили. Атмосфера была тяжелая, и потом я лично достаточно уже напугал. Я мог переждать немножко, перед тем как начинать снова.

Я и Леон сели на откидные стулья. В праздничные вечера на дороге Аржантей очень большое движение, особенно до заставы. После заставы еще с час езды до Виньи, из-за тесноты. Трудновато целый час сидеть лицом друг к другу, смотреть друг на друга и ничего не говорить, особенно когда темно и когда немножко беспокоишься за других.

Но как бы то ни было, если бы мы вот так сидели обиженные, но каждый по себе, ничего бы не случилось. Еще сегодня, когда вспоминаю, я придерживаюсь такого мнения.

В общем, из-за меня мы опять заговорили, и тогда ссора возобновилась с новой силой. Мы слишком доверчиво относимся к словам; с виду слова так безобидны, конечно, никак не кажутся опасными, скорее — ветерочки, звуки, испускаемые ртом, ни холодные, ни жаркие и легко воспринимаемые, как только они проходят через ухо огромной серой мягкой скукой мозга. Мы не опасаемся слов, а несчастье тут как тут.

Есть слова, скрытые среди других. Их трудно отличить от остальных. Но вдруг они заставляют дрожать в вас всю вашу жизнь, всю целиком, все сильное, все слабое. Тогда наступает паника… Обвал… И качаешься, как висельник, над своими переживаниями. Буря нагрянула, прошла слишком сильная для вас, такая буйная, что, казалось бы, невозможно вызвать ее одними переживаниями…

Мы слишком доверчиво относимся к словам — вот мое заключение.

Но надо сначала все рассказать… Такси продвигалось медленно, так как чинили дорогу. «Ррр, ррр!» — урчало оно. Каждые сто метров — канавка. Да еще трамвай впереди! Как всегда болтливый, ребячливый, я выражал нетерпение… Мне была невыносима эта езда, как за гробом, и эта нерешительность во всем. Я поспешил прервать молчание, чтобы постараться узнать, что за ним кроется. Я наблюдал или — вернее — старался наблюдать, так как почти что ничего не было видно за Маделон, в углу налево. Она смотрела в окно, в сторону пейзажа, в сторону ночи, по правде сказать. Я с досадой понял, что она все так же упряма. Я со своей стороны — форменный банный лист! Я заговорил с ней только для того, чтобы заставить ее повернуть голову в мою сторону.

— Маделон, послушайте, — спрашиваю я ее, — может быть, у вас есть какой-нибудь проект развлечения, который вы не решаетесь нам доверить? Может быть, вы хотели бы куда-нибудь зайти по дороге, перед тем как вернуться? Скажите, пока не поздно…