Шарль Нодье: Нодье Ш. Читайте старые книги. Книга 2

Одним словом, если вам недостает эрудиции, если утомленная память отказывается вам служить, вы можете быть уверены, что найдете в ”Каталогах” все необходимые цитаты и примеры. Недаром в 1744 году немецкий библиограф Геце {41} недоумевал, почему никто до сих пор не приискал этим обширным и разнообразным сведениям лучшего применения. Конечно, многие эпизоды, приведенные в ”Каталогах”, можно отыскать у древних авторов, откуда, собственно, и почерпнул их сочинитель описываемой книги, однако для этого пришлось бы прочесть их всех подряд так старательно и внимательно, как он; что же касается авторов нового времени, то тут сочинитель ”Каталогов” незаменим, ибо во многих случаях он описывает обстоятельства, известные ему одному, и людей, чьи имена известны нам лишь из его книги. Между прочим, мы даже не знаем, как звали его самого. Давид Клеман говорит, ссылаясь на Аржелати, что ”Каталоги в семи книгах” принадлежат перу Гортензио Ландо, миланского врача, увлекавшегося богословием и принявшего протестантство, что и послужило причиной гонений на его книги. Предположение это выглядит весьма основательным, однако, если согласиться с ним, придется признать, что Гортензио Ландо был человек в высшей степени необычный и склонный к самоуничижению. Вот что пишет он в главе, посвященной холерикам, об ”одном современнике по имени Гортензио Ландо”: ”Дабы выполнить свой долг и совершить то, что мне сделать легче, чем кому бы то ни было другому, я включаю этого человека в число холериков и людей со скверным характером. По причине внезапных и неумеренных вспышек гнева не раз получал он тяжкие увечья. Будучи радушно принят в городе Неаполе некиим благородным человеком, он, не стоя мизинца того человека, порвал с ним из-за пустяка и пренебрег таким образом дружбой, сулившей ему честь, выгоду и удовольствие. Не раз расставался он по причине неистового своего нрава и с мужчинами, и с женщинами. Получив однажды в дар изрядную сумму денег, он с обычной своей грубостью ее отверг. Поссорившись с человеком, он немедленно возвращает ему все, что от него получил, и предает его забвению, невзирая на долг дружбы и данные обещания. Я твердо убежден, что он состоит не из четырех стихий, как все люди, но из гнева, презрения, ярости и гордыни”.

Познакомившись с этой не слишком лестной характеристикой, которая, впрочем, свидетельствует о незаурядном чистосердечии, читатель будет наверняка немало удивлен, узнав, какое прозвище избрал себе доктор Ландо, — в сочинениях своих он нередко именовал себя ”Tranquillus” (”Спокойный”), и псевдоним этот поставил в тупик не одного библиографа — слишком уж он необычен.

Искусство обретать счастье с помощью снов, или Как увидеть сон, какой пожелаешь. Франкфурт и Лейпциг. 1746, 8°. В рыжеватом переплете телячьей кожи.

Не знаю, на каком основании это любопытное сочинение приписали прославленному Бенджамену Франклину {42} , чем немало взвинтили цену тех немногочисленных экземпляров, что изредка мелькают на распродажах. Впрочем, атрибуция эта бытует лишь в устном виде и ни один из библиографов, насколько мне известно, не стал ее обсуждать, а господин Барбье в своем ”Словаре” даже не упоминает эту книгу, по правде говоря, чрезвычайно редкую. Трудно также сказать определенно, как следует к ней относиться — как к ловкой спекуляции на доверчивости несчастных читателей, испытывающих вполне естественное желание скрасить свой сон иллюзиями, в которых отказывает им жизнь, или же как к обыкновенной игре воображения. Ясно одно: кого бы автор ни обманывал, других или самого себя, делает он это весьма умело. Историческая часть, где он излагает свою странную систему, написана грубовато и небрежно, но увлекательно, как роман, и я бы ничуть не удивился, если даже самые отъявленные скептики решились бы последовать его советам, в чем, впрочем, никогда бы не признались. Вся хитрость этих предписаний, а равно секретов Альберта Великого {43} и тому подобных чародеев заключается в том, что залогом успеха оказывается вещь на первый взгляд вполне реальная, но на самом деле совершенно недостижимая, вроде квадратуры круга или философского камня. Так, нет ничего легче, чем отыскать разрыв-траву, которая помогает открыть любой замок и разорвать любые оковы, — для этого нужно всего-навсего найти гнездо черной сороки. Увы! вся штука в том, что черных сорок не существует.

Впрочем, я отнюдь не хочу сказать, что наука, о которой идет речь в этом сочинении, вовсе не подвластна пытливому уму человека. Напротив, всякий знает, что сны часто зависят от образа жизни {44} ; самые почтенные люди убеждали меня, что видят те или иные сны, смотря по тому, что ели за ужином, и могут, следовательно, чуть ли не управлять своими ночными грезами. Дети уверены, что хорошие сны снятся от корицы; вера эта, как я мог убедиться, жива не только в школе, но и в тюрьме. Однако все догадки, связанные великой и любопытной теорией сновидений, исследованы до сих пор очень мало; никто еще не посмотрел на них с философской точки зрения: ни Бело [12], ни грек Апомазар [13], ни грек Артемидор [14]не дают удовлетворительного ответа на наши вопросы. Было бы, возможно, весьма полезно выяснить, как влияют ночные грезы на наши верования, заблуждения, страсти и преступления; я уверен, например, что добротная физиология сна помогла бы нашим юристам избежать многих роковых ошибок. Множество фактов свидетельствует, что такие ужаснейшие душевные расстройства, как колдовство, ликантропия, вампиризм, овладевают человеком во сне {45} , подобно лунатизму и кошмарам. Достойно сожаления, что подобные вопросы исследуют одни шарлатаны, а авторы серьезных книг касаются их походя, там, где этого менее всего можно ожидать. Меж тем если верно, что единодушный глас целого народа — это глас истины, то сновидения заслуживают самого серьезного внимания, ибо вера в их провидческую роль распространена, не побоюсь произнести это, не меньше, чем вера в бессмертие души. Примеры мы найдем повсюду, и век философии в этом отношении не уступает веку религии. Сновидения Людовика XIV [15] {46} наделали, пожалуй, не меньше шуму, чем сны Иосифа и Валтасара {47} .