Винсенто Бласко Ибаньес - Обнаженная Маха

Реновалес суетился круг жены и то и дело восклицал:

— Хватит тебе говорить глупости! Ты бредишь! Я всегда любил тебя, Хосефина. И теперь люблю...

Ее взгляд странным образом помутился, а в зрачках блеснули огоньки гнева.

— Замолчи и не ври! Я знаю, какая куча писем лежит у тебя в мастерской, за книгами на одной из полок. Я прочитала их все до единого, я поджидала, когда их приносили. Нашла твой тайник еще тогда, когда там было только три письма. Ты же знаешь, что я вижу тебя насквозь, читаю твои мысли. Поэтому зря ты от меня прятался. Твои любовные похождения мне известны...

Голова у Реновалеса закружилась, и пол почти выскользнула из-под его ног. Какое непостижимое коварство!.. Эта женщина с ее безошибочным чутьем нашла даже письма, которые он так старательно прятал.

— Ложь! — воскликнул он, чтобы скрыть свое смущение. — Это не любовь! Если ты прочитала письма, то знаешь это не хуже меня. Мы с Кончи только друзья. Это письма женщины-приятельницы, которая немножко не в себе!

Больная грустно улыбнулась. Да, сначала была только дружба, даже меньше: лукавая игра капризной женщины, которая развлекалась, мороча знаменитого художника и возбуждая в нем чувства влюбленного подростка. Хосефина хорошо знала свою школьную подругу и была уверена, что дальше этого не пойдет; поэтому и выражала пренебрежительное сочувствие этому беспомощном великану, который влюбился, как последний дурак. Но потом произошло нечто чрезвычайное, что-то ей непонятное, и ее предсказания не сбылись. Теперь ее муж и графиня де Альберка — любовники.

— Не возражай, нет смысла. Я знаю наверняка, и эта уверенность меня убивает. Я догадалась обо всем, увидев, каким ты бываешь иногда рассеянным; ни с того ни с сего счастливо улыбаешься, будто смакуешь воспоминания. Я догадалась об этом, услышав, как весело ты утром напеваешь, а когда возвращаешься домой, то весь пахнешь духами. Дальше можно было и не читать ваших писем... Ты, бедолага, приходишь домой и думаешь, что все остается за дверью, а ее запах летит за тобой, разоблачает тебя... Он тревожит меня даже сейчас.

И она раздула ноздри, с мучительным выражением втягивая в себя воздух, закрыла глаза, словно хотела спрятаться от видений, будивших в ней эти ароматы. Муж упорно отрицал, поняв, что других доказательств его неверности у жены нет. Все ложь, выдумки ее больного воображения!..

— Нет, Мариано, — прошептала больная. — Она в тебе, она заполонила твое воображение: я все вижу. Ранее в голове у тебя витали тысячи бессмысленных фантазий — все голые женщины, блудницы, о которых ты всегда мечтал. А теперь ты только о Конче и думаешь; она — твое желание, воплощенное в плоть... Оставайтесь же и будьте счастливы. А я уйду... в этом мире места для меня нет.

На мгновение она замолчала, и в ее глазах снова заблестели слезы в память о первых годах их супружеской жизни.

— Никто не любил тебя так, как я, Мариано, — сказала она с тоскливой нежностью. — Теперь же смотрю на тебя, как на чужого, без любви, но и без ненависти. И все же… все же ни одна женщина не любила своего мужа так страстно и горячо!

— Я обожаю тебя, Хосефина. Люблю тебя, как и тогда, когда мы впервые встретились. Ты помнишь?

Но в голосе его звучала фальшь, несмотря на все усилия говорить с искренним чувством.

— Не старайся, Мариано, ничего у тебя не выйдет. Все кончено. Ты меня не любишь, и мои чувства уже давно мертвы...

На ее лице промелькнуло выражение глубокого удивления. Неужели она так спокойно прощает и на пороге небытия так безразлична к мужу, который заставлял ее столько страдать? Ей представился огромный цветущий сад. Цветы казались вечными, но вот наступила зима, и они завяли и осыпались. А мысль Хосефины полетела дальше, преодолевая холод и смерть. Снега начали таять, и вновь засияло солнце: пришла новая весна, а с ней и новую любовь, голые ветви покрылись зеленью, распустили листочки.

— Кто знает! — прошептала больная с закрытыми глазами. — Возможно, ты еще вспомнишь обо мне, когда я умру... Возможно, почувствуешь хоть немного любви и благодарности к женщине, которая тебя так любила. Человек всегда стремится к тому, что для него навеки потеряно...

Обессиленная от перенапряжения, больная замолчала и погрузилась в тяжелую дремоту, другого отдыха она теперь не знала. После этого разговора Реновалес почувствовал, что он — жалкое ничтожество по сравнению со своей женой. Она прощает мужа, хотя знает абсолютно все о его любовном приключении: читала письмо за письмом, следила, как меняется выражение его лица, следила за каждой его улыбкой, вызванной воспоминаниями о предательской любви, вдыхала почти неуловимый аромат духов, который исходил от него, и, видимо, целыми ночами мучилась в изнурительной бессоннице, представляя себе цветущее тело соперницы. Но Хосефина молчала! И умирает без единого слова осуждения! И он не упал к ее ногам, вымаливая прощение! И даже не вздохнул, не проронил хотя бы одной слезинки!