Винсенто Бласко Ибаньес - Обнаженная Маха

Это был старый придворный, очень ревностно относящийся к обязанностям испанского гранда и к службе при королевском дворе. Он лелеял заветную мечту быть награжденным всеми европейскими наградами, и каждый раз, когда получал какую-то из них, заказывал художнику свой ​​портрет и позировал в форме одного из традиционных военных орденов, увешанной лентами и крестами. Его жена посмеивалась, видя, как он стоит — низенький, лысый и торжественный — в высоких ботфортах, с саблей до самой земли, выпятив покрытую блестящими побрякушками грудь и держа у своей коротенькой ноги шлем, увенчанный белыми перьями.

В период уединенной и нищей жизни, которой некогда жили Реновалес и его жена, газеты доносили до их убогого дома эхо триумфов «волшебной графини де Альберка». Не было ни одного отчета о светском рауте, в котором бы в первых рядах не вспоминали ее имя. Кроме того, графиню де Альберка называли «просвещенной», утверждали, что она обладает литературным талантом, говорили о классическом воспитании, которым она обязана покойному «образованнейшему отцу». Наряду с этими официальными сведениями на прытких крыльях мадридских пересудов до художника долетали и другие слухи: якобы графиня де Альберка весело утешается, искупая ошибку, которую допустила, выйдя замуж за старика.

В силу этой славы присутствие графини де Альберка в королевском дворце считалось нежелательным, хотя муж ее не пропускал ни одного придворного бала или приема, ибо далеко не каждый день ему представлялся случай появиться на люди, нацепив все свои почетные погремушки. Но жена всегда оставалась дома, проклиная эти церемонии. Реновалес не раз слышал, как она — роскошно одетая, сияющая драгоценными серьгами и бриллиантовыми подвесками — уверяла, будто посмеивается над светским обществом, в котором ей приходится обращаться. У нее, мол, есть свои тайны... она анархистка! Слушая такие признания, он потешался над ними, как и другие мужчины, по их выражению, слыша «странности» от графини де Альберка.

Когда же Реновалес достиг триумфа и как знаменитый маэстро снова появился в тех салонах, где уже бывал в молодости, он сразу попал в сферу притяжения графини, которая играла там роль «интеллектуальной» дамы и имела обыкновение окружать себя знаменитыми мужчинами. Хосефина не захотела сопровождать мужа в этом его возвращении к высшему свету. Она чувствовала себя больной, и ей утомительно было ежедневно видеть прежних знакомых и бывать в прежних местах. Она даже не находила в себе сил поехать в какое-то путешествие, хотя врачи давно ей советовали это.

Графиня де Альберка привлекла Реновалеса в свою свиту и обижалась, если он не появлялся в ее доме в те вечера, когда она принимала друзей. Какая неблагодарность — ведь она пылкая поклонница его таланта! И ей так приятно показывать его подругам, как новое украшение! «Это художник Реновалес — знаменитый маэстро».

В один из таких вечеров к художнику подошел граф с выражением человека, утомленного от бесчисленных почестей, какими его отмечали на этом свете.

— Конча хочет иметь свой портрет вашей работы, а я ни в чем не хочу ей отказывать. Назначьте день, когда вы сможете начать. Сама она робеет обращаться к вам с такой просьбой и поручила мне выполнить эту миссию. Я уже знаю, сколько вы берете за работу. Сделайте хороший портрет... Чтобы она осталась довольна...

Заметив, что Реновалес раздражен его бесцеремонностью, граф, этот великий господин, сделал протестующий жест рукой и добавил, словно проявлял особую благосклонность к художнику:

— Если сумеете угодить Конче, то и я, пожалуй, решусь заказать вам свой портрет. В ближайшее время я жду вручения мне Большой хризантемы Японии. В правительстве обещают, что орден вот-вот поступит.

Так Реновалес начал писать портрет графини. А теперь работа затягивалась по вине этой взбалмошной, всегда опаздывающей, ссылающейся на свою занятость, фифочки. Нередко случалось, что за целый день художник не делал ни одного мазка: время проходило в пустой болтовне. Иногда маэстро просто молча слушал, зато Конча трещала без умолку, высмеивала своих подруг, судачила про их скрытые недостатки и интимные привычки, про тайные любовные приключения — причем делала это с таким удовольствием, словно все женщины были ее врагами. Не раз посреди какого-то рассказа она вдруг умолкала и замечала с притворно-застенчивым выражением и едкой иронией в голосе:

— Да я, пожалуй, очень смущаю вас, Мариано!.. Вы ведь такой образцовый семьянин, добродетельный человек, отец семейства!