Винсенто Бласко Ибаньес - Обнаженная Маха

Вдруг послышались шаги, и зашел Котонер.

— Она уже приехала, ты ее имеешь... Приветствую, маэстро!.. Развлекайтесь! Ты уже достаточно меня погонял и, надеюсь, не потребуешь, чтобы я еще и остался с вами за компанию.

Он иронично махнул на прощание рукой, и вскоре Реновадес услышал голос Лопеса де Соси, звучавший ближе и ближе, — зять что-то рассказывал Пепите о картинах и мебели.

Они зашли в мастерскую. В глазах «Волшебной Фреголины» светилось удивление; пожалуй, ее немного пугала величественная тишина, царившая в этом доме, таком просторном, пышном и непохожем на все те, в которых ей приходилось бывать!.. Все здесь старинное, показное, историческое, а мебель такая удивительная — просто оторопь берет!.. Певица посмотрела на Реновалеса с уважением. Он показался ей благороднее, чем сеньор, которого она мельком видела в зале своего театрика. «О, это великий человек, — подумала Пепита. — Он совсем не похож на тех мужчин, с которыми я до сих пор имела дело». К ее тревоге примешивалось восхищение. Как много, по-видимому, денег у этого господина, живущего в такой роскоши!..

Реновалес тоже смотрел на певицу, взволновавшись, что видит ее так близко.

В первое мгновение его охватило, сомнение. Похожа ли она на Хосефину?.. Его смутило ее намазанное лица, видневшееся сквозь вуаль, похожее на маску из бледных румян, на которой чернели продолговатые пятна глаз. Ведь покойница не красилась. Но, заглянув в глаза Пепите, художник вновь ужасно взволновался; сходство показалась ему поразительным, и под толстым слоем румян он понемногу разглядел каждую черточку лица Хосефины.

Divette разглядывала картины, висевшие на стенах. Какие хорошие! Неужели их нарисовал этот сеньор? Пепита захотелось увидеть и себя на картине — горделивой и красивой, как эти дамы. Он ее собирается рисовать? И она даже выпрямилась от гордости, вспомнив, что ее считают красавицей, тешась неизвестной до сих пор радостью увидеть себя на портрете, сделанном знаменитым художником.

Лопес де Coca попросил у тестя прощения. Они опоздали; ибо с такими женщинами разве куда-то успеешь вовремя. Легла спать почти на рассвете, и он застал ее еще в постели...

Зять сразу и попрощался, понимая, что он здесь лишний. Пепита девушка добрая; сейчас она совсем потрясена его рассказом и роскошным видом дома. Тесть может делать с ней все, что захочет.

— Ну, детка, я тебя оставляю... Этот сеньор — мой папа, я тебе уже говорил. Смотри же, будь послушной девочкой!

И он ушел, а Пепита и Реновалес натянуто рассмеялись. Хоть оба были смущены, их развеселило это родительское наставление.

Наступило долгое, неловкое молчание. От страха и волнения маэстро совсем растерялся, не знал, что сказать. Девушка казалась не менее взволнованной. Этот погруженный в глубокую тишину величественный неф так поражал своими размерами и изящной роскошью, пугал Пепиту — ведь до сих пор она не видела ничего подобного. Девушка чувствовала тот смутный страх, какой охватывает человека перед опасной операцией. Кроме того, ее беспокоил страстный взгляд этого человека, неотрывно смотрящего на нее; его щеки дрожали, а губы, казалось, пересохли от невыносимой жажды...

Пепита быстро успокоилась. Она была привычна к этому застенчивому молчанию, когда впервые наедине встречаются двое незнакомых людей. Знала, что такие свидания всегда так начинаются, а заканчиваются бурными ласками.

Она осмотрелась вокруг и профессионально улыбнулась, желая как можно скорее покончить с неловким положением.

— Так что, начнем? Где мне раздеться?

Услышав ее голос, Реновалес вздрогнул, будто не ожидал, что этот образ способен говорить. Его поразила также прямота девушки, удивило, что она ничего не расспрашивает.

Зять заранее обо всем позаботился: растолковал ей, что к чему, подготовил ко всяким неожиданностям.

Художник провел Пепиту в натурщицкую и деликатно остался за дверью, отворачиваясь, сам не понимая почему, чтобы не видеть ее сквозь приоткрытую дверь. Наступила тишина, затем зашуршала, падая на пол, одежда, послышались щелчки кнопок и застежек. Вдруг маэстро услышал голос Пепиты — приглушенный, далекий, немного робкий:

— А чулки?.. Их тоже сбрасывать?

Реновалесу была хорошо знакомо это отвращение к раздеванию, присущее всем женщинам, которые позировали впервые. Лопес де Coca, искренне стремясь угодить тестю, сказал ей, что придется позировать голой, и Пепита теперь молча раздевалась, со спокойствием человека, согласившегося на все условия: она считала, что глупо было бы звать ее сюда для чего-то другого!