Джеймс Купер - Зверобой

— Мне будет приятно все, что даст возможность узнать, кто я такая, и разъяснит сны моего детства. Муж моей матери? Да, должно быть, он был ее мужем, хотя почему такая женщина, как она, выбрала такого мужчину, как он, — это выше моего разумения. Вы никогда не видели матери, Зверобой, и не знаете, какая огромная разница между ними.

— Такие вещи случаются, да, они случаются, хотя, право, не знаю почему. Я знавал свирепейших воинов, у которых были самые кроткие и ласковые жены в целом племени; а с другой стороны, самые злющие, окаянные бабы доставались индейцам, созданным для того, чтобы быть миссионерами.

— Это не то, Зверобой, совсем не то. О, если бы удалось доказать, что… Нет, я не могу желать, чтобы она не была его женой, этого ни одна дочь не может пожелать своей матери… А теперь продолжайте, посмотрим, что находится в этом четырехугольном свертке.

Развязав холст, Зверобой вынул оттуда небольшую шкатулку красивой работы. Она была заперта. Не найдя ключа, они решили взломать замок. Зверобой быстро проделал это с помощью какого-то железного инструмента, и оказалось, что шкатулка доверху наполнена бумагами. Больше всего здесь было писем; кроме того, отрывки каких-то рукописей, счета, заметки для памяти и другие документы в том же роде. Ястреб не налетает на цыпленка так стремительно, как Юдифь бросилась вперед, чтобы овладеть этим рудником доселе скрытых от нее сведений. Ее образование, как читатель, быть может, уже заметил, было значительно выше, чем ее общественное положение. Она быстро пробегала глазами исписанные страницы, что свидетельствовало о хорошей школьной подготовке. В первые минуты казалось, что девушка очень довольна, и, смеем прибавить, не без основания, ибо письма, написанные женщиной в невинности любящего сердца, позволяли ей гордиться теми, с кем она имела полное основание считать себя связанной узами крови. Мы, однако, не намерены приводить здесь эти послания целиком и дадим лишь общее представление об их содержании, а это легче всего сделать, описав, какое действие производили они на манеры, внешность и чувства девушки, просматривавшей их с таким рвением.

Как мы уже говорили, Юдифь осталась чрезвычайно довольна первыми письмами, попавшимися ей на глаза. Они содержали переписку любящей и разумной матери с отсутствующей дочерью. Писем самой дочери не оказалось, но о них можно было судить по ответам матери. Имелись там, впрочем, увещания и предупреждения, и Юдифь почувствовала, как кровь начинает приливать к ее вискам и озноб пробегает по телу, когда она прочитала одно письмо, в котором дочери указывалось на неприличие слишком большой близости — очевидно, описанной в одном из собственных писем дочери — с неким офицером, «который приехал из Европы и вряд ли собирается вступить в честный законный брак в Америке»; об этом знакомстве мать отзывалась довольно холодно. Странно было, что все подписи старательно вырезаны из писем, а там, где какое-нибудь имя встречалось в тексте, оно было вычеркнуто так тщательно, что, казалось, прочитать его совершенно невозможно. Все письма находились в пакетах, по обычаю того времени, но ни на одном не было адреса. Все же самые письма хранились благоговейно, и Юдифи показалось, что на некоторых она различает следы слез. Теперь она вспомнила, что видела не раз эту шкатулку в руках матери незадолго до ее смерти. Юдифь догадалась, что шкатулку положили в большой сундук вместе с другими ненужными или припрятанными вещами после того, как письма уже больше не могли доставлять ни горя, ни радости ее усопшей матери.

Затем девушка начала разбирать вторую связку; письма здесь были полны уверений в любви, несомненно продиктованных истинной страстью, но в то же время полных того коварства, которое мужчины часто считают позволительным пускать в ход, имея дело с лицами другого пола. Юдифь пролила много слез на первую связку, но теперь чувство негодования и гордости заставило ее сдержаться. Рука ее, однако, дрожала, и холодный озноб то и дело пробегал по всему телу, когда она обнаружила в этих письмах поразительное сходство с любовными посланиями, адресованными ей самой. Один раз она даже отложила всю пачку в сторону и уткнулась головой в колени, содрогаясь от судорожных рыданий. Все это время Зверобой сидел молча, но внимательно наблюдая за происходящим. Прочитав письмо, Юдифь передавала его молодому человеку, а сама начинала просматривать следующее. Но это ничего не могло объяснить собеседнику, так как он совершенно не умел читать. Тем не менее он отчасти угадал страсти, боровшиеся в груди красивого создания, сидевшего рядом с ним, и отдельные фразы, вырывавшиеся у Юдифи, позволили ему подойти к истине гораздо ближе, чем это могло быть приятно девушке.