Джеймс Купер - Зверобой

— Вы теперь чувствуете себя лучше, батюшка? — спросила Гетти, закрывая книгу. — Матушке всегда было лучше, когда она читала Библию…

— Воды… — перебил Хаттер. — Дай мне воды, Юдифь. Неужели мой язык всегда будет так гореть? Гетти, в Библии, кажется, есть рассказ о человеке, который просил остудить ему язык, в то время как сам он жарился на адском огне.

Юдифь отвернулась с возмущением, но Гетти поспешила отыскать это место и громко прочитала его несчастной жертве собственной алчности.

— Это то самое, бедная Гетти, да, это то самое. Теперь мой язык остудился, но что будет потом?

Эти слова заставили умолкнуть даже простодушную Гетти. Она не нашлась что ответить на вопрос, проникнутый таким глубоким отчаянием. Сестры ничем не могли помочь страдальцу. Лишь время от времени они подносили воду к пересохшим губам умирающего. Тем не менее Хаттер прожил дольше, чем смели надеяться девушки, когда нашли его. По временам он невнятно говорил что-то, хотя гораздо чаще губы его шевелились беззвучно. Юдифь напряженно прислушивалась и могла разобрать слова «муж», «смерть», «пират», «закон», «скальпы» и несколько других в том же роде, хотя они и не составляли законченных фраз, имеющих определенное значение. Все же эти слова были достаточно выразительны, чтобы их могла понять девушка, до которой не раз доходили слухи, рисующие прошлое ее мнимого отца довольно мрачными красками.

Так прошел мучительный час. Сестры совсем не думали о гуронах и не боялись их возвращения. Казалось, горе охраняло девушек от этой опасности. Когда, наконец, послышался плеск весел, то даже Юдифь, которая одна имела основание бояться врагов, не вздрогнула: она тотчас же поняла, что приближается ковчег. Девушка смело вышла на платформу, ибо если бы оказалось, что гуроны захватили судно, все равно бежать было невозможно. Юдифь чувствовала в себе уверенность и спокойствие, которые иногда дает человеку крайнее несчастье. Но пугаться было нечего: Чингачгук, Уа-та-Уа и Непоседа — все трое стояли на палубе баржи и внимательно вглядывались в «замок», желая убедиться, что враги действительно удалились. Увидев, как отплыли гуроны и как приблизился к «замку» челнок с девушками, Марч решил направить баржу к платформе. В двух словах он объяснил Юдифи, что бояться нечего, и затем поставил судно на место его обычной стоянки.

Юдифь не сказала ни слова о положении своего отца, но Непоседа слишком хорошо знал ее и сразу понял, что случилась какая-то беда. Он вошел в дом, но уже не с таким развязным видом, как обычно, и, очутившись в комнате, увидел Хаттера, лежавшего на спине, а рядом с ним Гетти, которая заботливо отгоняла от него мух.

Происшествия этого утра вызвали значительную перемену в манерах Непоседы. Несмотря на умение плавать и готовность, с которой он прибегнул к единственному средству спасения, беспомощное положение в воде, когда он был связан по рукам и ногам, произвело на Марча такое же впечатление, какое близость неминуемой кары производит на большинство преступников. Страх смерти и ощущение полной физической беспомощности еще жили в его воображении. Отвага этого человека была в значительной мере следствием его физической мощи, а отнюдь не твердости воли или силы духа. Герои такого сорта обычно теряют значительную долю своего мужества, когда им изменяют телесные силы. Правда, Непоседа был теперь и свободен и силен по-прежнему, но только что совершившиеся события еще не изгладились в его памяти. Впрочем, если бы ему суждено было прожить целое столетие, то и тогда все пережитое за несколько мгновений, проведенных в озере, должно было оказать благотворное влияние если не на его манеры, то, во всяком случае, на характер.

Непоседа был глубоко потрясен и удивлен, застав своего старого приятеля в таком отчаянном положении. Во время борьбы с гуронами в «замке» он был слишком занят, чтобы интересоваться судьбой товарища.

Индейцы старались захватить его живьем, не прибегая к оружию. Непоседа поэтому, вполне естественно, думал, что Хаттер попросту попал в плен, тогда как ему самому удалось спастись благодаря чрезвычайной физической силе и счастливому стечению обстоятельств. Смерть в торжественной тишине комнаты была для него в новинку. Хотя Непоседа и привык к сценам насилия, но ему еще никогда не приходилось сидеть у ложа умирающего и следить за тем, как пульс постепенно становится все слабее и слабее. Несмотря на перемену в его чувствах, манеры у него остались в значительной степени прежние, и неожиданное зрелище заставило его произнести следующую весьма характерную речь.