Джордж Мур - Эстер Уотерс

И Маргарет принялась рассказывать все, что ей было по этому поводу известно. Покойный мистер Лэтч был управляющим и пользовался полным доверием хозяина, который никогда не спрашивал с него отчета, хотя через руки Лэтча проходили немалые деньги. И вот, вопреки всяким ожиданиям, Отмеченный не выиграл кубка на скачках в Честере, и имение сквайра было взято в опеку. Тут начали рыться в делах и бумагах и обнаружили, что в отчетах мистера Лэтча не всегда сходятся концы с концами. Когда Отмеченный проиграл скачку, это ударило мистера Лэтча по карману так же основательно, как и его хозяина, и, чтобы отдать деньги, взятые в долг под честное слово, мистер Лэтч воспользовался имевшимися в его распоряжении хозяйскими деньгами, надеясь через несколько месяцев вернуть их. Неудача, постигшая хозяина, помешала ему осуществить это намерение. Мистеру Лэтчу угрожало судебное преследование, но делу не был дан ход благодаря вмешательству миссис Лэтч, которая принесла в покрытие долга все свои сбережения и предложила удерживать с нее жалованье на протяжении нескольких лет, пока не будет выплачено все до последнего пенни. Вскоре после этого старик Лэтч скончался, а сквайру снова повезло на скачках, и вся история отошла в область предания, а теперь стала просто легендой семейства Лэтч, но только не для миссис Лэтч, для нее это — незаживающая рана, и, чтобы спасти сына от опасных влияний, которые, как она считает, были причиной гибели его отца, миссис Лэтч отклоняет все предложения мистера Барфилда сделать что-нибудь для Уильяма. Вопреки ее ноле он был обучен верховой езде: рассчитывали, что он станет жокеем, но, к великой радости матери, его высокий рост закрыл для него дорогу к скачкам. Миссис Лэтч пристроила сына на работу в Брайтон — рассыльным в контору. Однако по своему росту и телосложению этот парень, казалось, был рожден для ливреи, и мистер Барфилд так и сказал миссис Лэтч, ранив ее этим в самое сердце. «Почему не могут они оставить моего сына в покое!» — восклицала миссис Лэтч. Ей казалось, что как только на ее сына нацепят это ненавистное одеяние — все эти галуны, пуговицы и прочее, так он тут же будет для нее потерян. Да и не могла она забыть о том, какое положение занимала их семья когда-то.

— Похоже, сегодня утром у них будет пробный галоп, — сказала Маргарет. — Ты заметила — Серебряное Копыто уже вычистили. Рыжий никогда не пропускает ни одного пробного галопа.

— Я что-то не пойму — про что ты? — сказала Эстер. — Это ведь не упряжные лошади? Больно уж они какие-то хилые с виду.

— Что ты, дурочка, упряжные! Ты что, никогда лошадей не видела? Это же скакуны, неужто не понимаешь?

Эстер потупилась и пробормотала что-то себе под нос — Маргарет не разобрала — что.

— Правду сказать, я сама не очень-то понимала в лошадях, когда попала сюда, ну, а здесь ни о чем другом и не говорят. А к слову сказать, — стоит тебе сболтнуть чего лишнего про наши конюшни, и в два счета вылетишь вон. Если тебя буду спрашивать — ты ничего не знаешь. Ведь Джим Стори только из-за этого и лишился места — сболтнул в «Красном льве», что Любимчик захромал на проездке. И как-то это дошло до ушей Старика. Думается мне, мистер Леопольд ему донес, — этот все вызнает. Да, я же хотела рассказать тебе, кто меня научил разбираться малость во всех этих делах. Джим Стори — это был мой дружок, понимаешь? Сара, та сохнет по Уильяму, ну, по этому парню, который привел тебя вчера на кухню. Так вот — Джим ни о чем говорить не мог, кроме как о лошадях. Мы с ним встречались каждый вечер; если дождь, так сидели, бывало, в шалаше, а в хорошую погоду все больше гуляли по аллеям. Джим женился бы на мне, ей-богу, женился бы, не рассчитай они его. Вот почему так плохо служить у господ. Вышвырнули его за дверь, как собаку. Зря, понятно, он сказал, что лошадь захромала, что верно, то верно, но только это еще не причина сразу выгонять парня.

Эстер не особенно прислушивалась к довольно бессвязной болтовне Маргарет. Она раздумывала над своим отчаянным положением. Отошлют они ее обратно в конце недели или сегодня же вечером? Рассчитаются они с ней за неделю или выставят за дверь без гроша и ей придется добираться до Лондона пешком? Что ей делать, если они выгонят ее сегодня? Идти пешком в Лондон? Она не знала, хватит ли у нее на это сил, не знала, как далеко она заехала. Но, уж конечно, путь предстоял неблизкий. Города, леса, холмы, реки — сколько их промелькнуло за окном! Нет, никогда не найти ей пути обратно из этой дали… Да разве дотащит она на себе свой сундучок! Что же ей делать? Ни денег у нее нет, ни единой знакомой души. И за что только такая напасть бедной, несчастной девушке, которая никому на свете не причинила зла? А если даже они оплатят ей обратный проезд, так что тогда? Возвратиться домой? Куда домой? К матери, к своей несчастной матери, которая разрыдается, увидав ее, и скажет: «Бедняжка ты моя! Что ж нам с тобой делать-то теперь! Твой отец нипочем не согласится принять тебя обратно!»