Марсель Эме - Вуивра

— Я провожу вас, — сказал он мэру. — Это пятиминутное дело.

Они добрались до пруда по той самой тропинке, по которой накануне, расставшись с Вуиврой, шёл Арсен. На берегу растительность была скудная, но её всё же хватало, чтобы скрыть от взгляда распростёртый труп человека. Арсен мог бы отдалить неприятный момент и подойти к тому месту, где разыгралась драма, обогнув пруд. Но он предпочёл, чтобы всё закончилось как можно скорее, и повёл Вуатюрье со стороны затвора шлюза. Между водой и лесом, в утренней прохладе, даже летом стояла весна. Вуатюрье, для которого всё теперь превратилось в символы, вздохнул, подумав о том, что на этом блаженном берегу, возможно, где-то лежит труп. Он видел вокруг яркие краски и цветение жизни, под покровом которых вызревала драма его вечного проклятия. С высоты шлюзового холмика Арсен сразу увидел Бейя, лежавшего под тем же кустом, где он сам лежал рядом с Вуиврой в первый раз, после того как на него напали змеи. Последние куски изрубленных косой рептилий исчезли несколько дней назад, унесённые сарычами, ястребами и прочими пожирателями падали. Вуатюрье ничего не видел. Щадя его и самого себя, Арсен ловко маневрировал между колючими кустами, так, чтобы тот до самого последнего момента не видел мертвеца. Вуатюрье заметил его только тогда, когда они находились от него уже не более чем в трёх шагах, и закричал от ужаса. Бейя, съёжившись, лежал на спине, прижав локти и колени к животу и обхватив руками свою грудную клетку. Объеденное лицо представляло собой бесформенную рану, откуда свисали клочья мяса и кусок уха. Неподвижные мухи объедались чёрной кровью, а груду плоти уже начала осваивать колония муравьёв. На двух кулаках, сжатых под подбородком, виднелись следы укусов, вокруг которых кожа оставалась вздутой и почерневшей. В нескольких шагах от мертвеца блестело лезвие его перочинного ножика: им он убил одну гадюку, и два обрубка её тела валялись чуть подальше. Арсену было нетрудно представить себе, как Бейя, уже поняв, что погибнет, тем не менее, несмотря на ожидавшую его отвратительную смерть, не отказался от борьбы, и перед тем как умереть, нашёл последнее утешение в уничтожении этой гадюки. Арсена больше взволновала мысль об этой борьбе, а не вид мертвеца.

— Боже мой, — воскликнул Вуатюрье, — какое неприятное зрелище, бедный парень. Надо сделать так, чтобы мать его не увидела. А то она больше никогда не будет спать по ночам.

Мужчины перекрестились и сняли фуражки. Арсен закрыл лицо Бейя своим носовым платком. Он попытался вытянуть ноги трупа, но они закоченели и не поддавались его усилиям. И Вуатюрье остановил его:

— Оставь его лежать, как он лежит. Пока его не осмотрели жандармы, ничего трогать не нужно. Я сейчас позвоню в Сенесьер.

— Жандармы этим заниматься не будут, — заметил Арсен. — Скажут просто, что Бейя напоролся на гадючье гнездо. Вот и всё.

— Неважно. Мне будет спокойнее, когда я их извещу. Нужно ещё сходить сообщить новость его матери. А потом — моей дочке.

Погибшего не следовало оставлять одного. Вуатюрье оставил Арсена на месте происшествия, а сам углубился в лес. Теперь он уже думал не о гневе божьем, а о неприятных обязанностях, какие ему предстояло исполнить, и о волнении среди своих подопечных, которое не преминет использовать в своих интересах священник. Эта потенциальная опасность уже горячила ему кровь. Пока он брёл по лесу, его потусторонние тревоги оказались отодвинуты на задний план угрозой клерикальных происков, и сам Бог выглядел теперь всего лишь одним из высших чинов на иерархической лестнице реакционной клики.

Оставшись наедине с останками Бейя, Арсен без всякого лицемерия помолился за упокой его души. Нельзя сказать, чтобы у Арсена не возникала мысль о том, что он оказался соучастником рока. Он не скрывал от себя, что сам проложил несчастному Бейя путь, который должен был привести того к смерти, но его полностью успокаивало сознание, что он никого не обманул. За два дня до их похода он, проявив особую щепетильность, даже сказал Бейя: «Если ты погибнешь, меня это устроит. Я посватаюсь к дочке Вуатюрье». Тот только рассмеялся. Что ж, это уже его дело.

После того как Арсен прочёл молитву, он, глядя на несчастное изувеченное тело, попытался представить себе, что происходит с Бейя в потустороннем мире. Но эти его попытки зашли не слишком далеко. Он тут же мысленно признался себе, что душа умершего ему безразлична. Если Бейя утратил и желание и возможности бегать за девицами, если мысли у него теперь не заняты приобретением кафе в городе, покупкой костюмов, то что, в сущности, от него осталось? Себя же, подпитывая своё воображение благочестивыми образами, Арсен видел в раю, одетым в тогу с пышными складками и прогуливающимся с цветком в руке. Он искал на небесных нивах уголок, который можно было бы обработать, но ангелы говорили ему — нет, с добыванием хлеба в поте лица своего покончено. И от этого рай был похож на какую-то плешивую лужайку, испачканную серым светом, которая в конце концов погружалась в океан бесцветной вечности.