Рене Маори - Темные зеркала

Открылась наружная дверь и в туалет вплыла Элен. И ворона тут же вылетела из головы уборщика.

Элен была элегантна, одета в белый костюм. Ее длинные ногти были выкрашены в алый цвет, а холеные руки давно уже не знали, что такое – «швабра». Боковым, каким-то сорочьим взглядом она окинула пространство и тут же увидела малюсенькое пятнышко на стене. Экси проследил за ее взглядом и похолодел, ожидая выговора. Волна ненависти затопила его. Ему казалось, что так сильно он еще не ненавидел никого и никогда. Это было осязаемое и плотное чувство, которое передалось стенам, и полу, и потолку, и всему, что было вокруг. И тогда Экси остался один, одинокой точкой реальности в зыбком окружении иллюзий. Туалет, биржа, «Ворота города» – все было иллюзией. Бесплотным призраком скользила Элен. Какое дело было до того, что она носит имя, именем принято называть любое явление, чтобы не запутаться в странностях природы. А на самом деле, была она или не было ее вовсе, не играло никакой роли, потому что ее существование не имело для Экси никакого смысла. Он смотрел на мир непрозрачными глазами вороны, и как бы со стороны видел себя этой серой вороной. А ей было все безразлично.

Видение длилось секунду, а потом исчезло точно так же, как проявилось. Элен даже не успела пройти и нескольких шагов вглубь помещения. А потом произошло следующее. Экси сделал невольный жест, словно дирижер в театре. Словно большой начальник, отдающий кому-то приказ. И в тот же миг – приказ его был исполнен. Раздался треск, бульканье, и с потолка полился поток коричневой жижи. В мгновение ока белый костюм Элен оказался залит содержимым канализационной трубы, проложенной в потолке, и наполненной трудами работников верхнего этажа. Да что костюм… Жижа сделала ее брюнеткой, и постепенно превращала белое холеное лицо в ужасающую негритянскую маску. Она напоминала застывшую на экране картинку – только что все двигалось и вдруг, оборвалась пленка.

И Экси начал смеяться. Он смеялся так, что сполз по стене на пол. Его громкий смех несся вверх, заставляя умолкнуть жужжащее здание с первого этажа до последнего. И все утихало, и оставался только его смех, безудержный и бесконечный. Слезы лились из его глаз, а он никак не мог остановиться. Смех вызывал удушье и страх. Но, он не мог остановиться. Задрожали стены небоскреба, зазмеились волнами и прорвались дырами, за которыми виднелось небо. И последним усилием оборвав этот дьявольский смех, Экси обнаружил себя сидящим на серо-розовых плитах тротуара. Вокруг была тишина и пустота. И понимание, что нет больше двоичной системы выбора, потому что выбор сделан.

Экси бросил последний взгляд на «Ворота города», и тяжело взлетев, отправился к своему любимому фонарю.

Это был, и вправду, хороший день. Лучший в его жизни.

Давно это было. Еще дед моего деда рассказывал. А ему – старый караванщик, которому от роду было сто двадцать лет. Давняя это история. Тогда в пустыне Кызылкум там и сям оазисы были, вода в арыках текла. Везде стояли кишлаки и жили люди. Разводили овец, торговали с проходящими караванами. Хорошо жили – пустыня не смела заходить в их дома. За гранью зеленого пастбища лежала пустыня. Люди не ходили в пески, а пески не шли к людям. Так и было всегда.

Стоял тогда один кишлак, не хуже и не лучше других. И люди в нем жили обыкновенные. Бога не гневили, грешили не больше других. А кишлак тот назывался – Гульзор, что означает цветник. Цветов там росло видимо-невидимо. Тюльпаны росли и розы. А весной на крышах зацветали маки, и тогда весь кишлак казался цветником.

В то время в одном доме жили три брата – Хасан, Хусан и Рустам. Родились они в один день и один час. Поэтому всегда вместе были. Вместе работали, вместе песни пели. Братьев люди любили, за помощью к ним шли. Они никому не отказывали. Добрые были и смелые.

Но пришла в тот кишлак беда. Черная смерть пришла для всех растений. То ли ее проезжие караваны завезли, то ли ветер из пустыни принес. Древесной чумой называли тогда эту болезнь. Пожухли и почернели листья на деревьях. Умерли цветы, уронив некогда яркие головки свои на землю. Скрюченные высохшие стебли виноградников торчали, словно руки мертвецов, застигнутых смертью в пустыне. Пересохли колодцы и арыки. Ветер постепенно заносил их песком, пустыня начинала отвоевывать этот клочок земли. Ночью братья слышали, как песок шуршит по стенам их дома. Стремится залезть во все щели, в двери и окна. А утром у порога они обнаруживали барханчики, которые выметали, вновь и вновь выгоняя пустыню из своего дома. Но что может сделать человек против природы?