Бернард Шоу - Карьера одного борца

— Думаю, что добываю. Ты видишь, что я не умер. Что касается того, чем именно… Как ты думаешь, к чему я был способен, получив такое воспитание? Разве только подметать улицы. Убежав из Панлея, я отправился в море…

— Значит, сделался моряком! Но у тебя вовсе не вид моряка. Ну, а какое положение завоевал ты в своей профессии?

— Самое видное. Взобрался на самую верхушку, — ответил Кэшель.

— Мистер Байрон в настоящее время вовсе не моряк, — сказала Лидия.

Кэшель бросил на нее отчасти умоляющий, отчасти укоризненный взгляд.

— Профессия его совершенно иная, — настойчиво и спокойно продолжала Лидия. — И до некоторой степени она даже может показаться странной.

— Замолчите ли вы! — воскликнул Кэшель. — Я ожидал от вас больше благоразумия. Какая польза в том, что она поднимет шум и приведет меня в бешенство? Я сейчас уйду, если вы не перестанете.

— В чем дело? — спросила миссис Байрон. — Разве ты занимаешься чем-нибудь постыдным, Кэшель?

— Ну вот, она начинает; ведь я говорил вам. Я держу школу: вот и все. Надеюсь, в этом нет ничего постыдного?

— Школу! — повторила миссис Байрон с высокомерным отвращением. — Что за глупости! Ты должен оставить подобное занятие, Кэшель. Заниматься подобными вещами — очень глупо и унизительно. Ты был до смешного горд, когда не захотел обратиться ко мне за деньгами, необходимыми для создания себе подобающего положения. Я думаю, что мне потребуется давать тебе…

— Если я когда-нибудь возьму от тебя хоть пенни, то пусть я…

Кэшель уловил брошенный на него Лидией тревожный взгляд и замолчал, подавив свое возбуждение. Затем он сделал легкий шаг назад и хитро улыбнулся.

— Нет, — произнес он, — выходить из себя — значит играть вам на руку. Сердите меня теперь, сколько хотите.

— Нет ни малейшей причины выходить из себя, — заметила миссис Байрон, начиная сама сердиться. — Ты, кажется, совсем перестал владеть собой, или, правильнее сказать, остался таким, каким был и прежде: твой характер никогда не отличался мягкостью.

— Да? — возразил Кэшель с добродушной насмешкой в голосе. — Так, значит, у меня нет ни малейшей причины выходить из себя? Даже тогда, когда мою профессию называют глупой и унизительной? Ну, мама, ты, кажется, все еще думаешь, что перед тобой стоит малютка Кэшель, милое дитя, которое ты так сильно любила. А того Кэшеля уже нет. Перед тобой — послушайте, мисс Кэру, что сейчас поднимется — перед тобой чемпион Австралии, Англии и Соединенных Штатов, обладатель трех серебряных поясов и одного золотого, профессор бокса для крупного и мелкого дворянства в Сен-Джеймсе и, наконец, сам боксер, готовый вступить в состязание с любым обитателем земного шара, не обращая внимания на вес и цвет кожи, на заклад не менее 500 фунтов стерлингов с каждой стороны. Вот что представляет из себя Кэшель Байрон!

Ошеломленная миссис Байрон попятилась. После небольшой паузы она воскликнула:

— О, Кэшель, как ты мог дойти до этого?

Затем, приблизившись к нему, она снова спросила:

— Значит, ты хочешь сказать, что выходил и боксировал с грубыми громадными дикарями?

— Да, я хочу именно это сказать.

— И ты одерживал над ними верх?

— Да. Спроси мисс Кэру, какой был вид у Билли Парадиза после того, как он постоял передо мною в течение часа.

— Какой ты странный мальчик! Что за профессию выбрал ты себе! И ты выступал под своим собственным именем?

— Конечно, под своим. Я вовсе не стыжусь его. Неужели тебе не попадалось мое имя в газетах?

— Я никогда не читаю газет. Но ты, должно быть, слышал о моем возвращении в Англию. Почему ты не пришел ко мне?

— Я не был уверен, что тебе это будет приятно, — с неохотою произнес Кэшель, избегая ее глаз. Затем, желая освежить себя взглядом на Лидию, обернулся и вдруг воскликнул:

— Эге! Она ускользнула.

— Она хорошо сделала, что оставила нас наедине. А теперь скажи мне, почему мой дорогой мальчик сомневался, что его мама будет рада видеть его?

— Не знаю, почему он сомневался, — произнес Кэшель, подчиняясь ее ласкам. — Но он сомневался.

— Какой ты бесчувственный! Разве ты не знал, что всегда был моим бесценным сокровищем — моим единственным сыном?

Кэшель, сидевший теперь около нее на оттоманке, вздохнул и беспокойно задвигался, но не произнес ни слова.

— Ты рад видеть меня?

— Да, — мрачно произнес он, — я думаю, что рад. Я…

Вдруг внезапное одушевление овладело им.

— Клянусь Богом, — вскричал он, — как это мне раньше не приходило в голову! Вот что, мама: я сейчас нахожусь в большом затруднении и думаю, что ты можешь помочь мне, если захочешь.