И все-таки он оплатил гостиничные счета и поездку «Зеленого лебедя».
Это был последний вечер в Белграде. Веселые и шумные в предвкушении Парижа, они сидели в своем излюбленном кафе, собравшись группами за разными столиками. Вошел Брандейс. Он хотел еще сегодня отправиться в Берлин и искал директора, чтобы попрощаться. Ему казалось забавным, что он дал денег для нелепого предприятия, совершил поездку без разумной причины, потерял время. Теперь он хотел обо всем забыть. Было бы правильнее, рассуждал он, уехать без лишних слов. Однако такое уместно, когда получаешь деньги, а не теряешь их.
Они увидели его тотчас, как он вошел, и окружили, выражая, как и подобало, необузданную благодарность. Он еще раз равнодушно оглядел их равнодушные лица. Вдруг взгляд его вперился в пустоту.
Одного лица недоставало; он не знал имени, которое этому лицу принадлежало. Просто его не хватало.
Минутой позже он сел за стол и заказал выпивку. Только что намеревался он проститься как можно быстрее и стоя. Теперь он сел, чтобы ждать. Лицу, которое он ждал, не могло быть больше девятнадцати. Чем дольше длилась пустота, тем отчетливее видел он смуглую кожу, впалые щеки, большой красный ярко накрашенный рот — словно крик на безмятежном лице — и темные глаза, так близко поставленные друг к другу, что брови, казалось, срослись в одну. Какие туфли она носит? Сейчас это казалось самым важным! Спросить бы, какие она носит туфли, хотя он о ней еще ничего не спрашивал. Не знал ее имени. Конечно, я бы мог ее описать. Но это неприятно, очень неприятно. Лучше я подожду. Я уеду завтра.
Его поезд отходил в одиннадцать вечера. Когда Лидия Марковна вошла, большие часы над буфетом показывали десять. Так что у него еще целый час. Он воспринял как предательство то, что она пришла именно теперь и поставила его в затруднительное положение, понуждая отправиться в поездку, которую он уже отложил. Почему она пришла именно теперь? Получаса явно не хватит, чтобы узнать о ней все, что при известных условиях стоило бы знать. Однако получаса достаточно, чтобы с нею проститься. Хотел ли он, впрочем, чего-то другого? Насколько он мог вспомнить, только для этого он и остался. Она пришла — можно попрощаться. Но все же было бы лучше, совпади ее появление с отходом поезда. Тогда оставалось бы еще три часа до закрытия кафе. И оставалось бы время для другого. А поезд в Париж, в котором поедет «Зеленый лебедь», отойдет лишь завтра, в три часа дня… Нелепая надежда проснулась в Брандейсе: что, если эти часы над буфетом вообще врут? Ему стоило сделать лишь движение, чтобы убедиться в этом. Однако рывок к карманным часам Брандейс отсрочил: боялся обнаружить, что те часы идут правильно. Наконец он извлек свои часы. И словно с трескучего мороза вступил в светлую, лучистую теплоту: одиннадцать давно минуло. Его поезд уже в пути.
— Как, собственно, зовут женщину, которая только что вошла? — спросил он соседей.
— Это Лида, Лидия Марковна.
— Лидия Марковна! — проговорил Брандейс. Он встал и двинулся ей навстречу. Она шла медленно, улыбаясь. Выбирала, приближаясь к друзьям, один из столиков. Николай Брандейс остановился прямо перед ней и так близко, что ей пришлось откинуть голову, чтобы увидеть его лицо. Она подала ему руку. Он потянул ее к свободному столику прямо перед ними.
— Вы — Лидия Марковна! — сказал он, как будто желая удостовериться в том, что ее зовут именно так и словно ему безразлично любое другое имя.
— Да, вы меня не знали?
— Как же, я знал вас! Но я обычно не спрашиваю имен. Только во вполне определенных случаях. Вы, к примеру, — вполне определенный случай.
Он ждал. Она лишь спросила:
— Почему?
— Потому что я хотел бы… — сказал Брандейс. — Я хотел бы просить вас завтра не со всеми ехать, а со мной, ко мне домой.
— Что это вам пришло в голову? Я должна оставить театр?
— Почему нет?
— Но… разве вы не знаете? У меня есть друг. Я не могу его оставить! Я ведь вас совсем не знаю!
— Кто ваш друг?
— Григорий… он сидит там.
Брандейс оглянулся. Это был мужчина с басом, который в сценке «Белые всадники» играл Первого Казака.
Григорий был увлечен карточной игрой.
— Подождите здесь… — сказал Николай.
Он послал к Григорию кельнера с запиской: «Пересядьте сейчас же к нам. Речь пойдет о деньгах».
Григорий подошел. Он смотрел попеременно то на Лидию, с которой не поздоровался, то на Брандейса, которому беспрестанно улыбался.
— Послушайте! — сказал Брандейс тихо. — Вы позволите Лидии Марковне завтра остаться? Со мной?
Читать дальше