Фрэнсис Фицджеральд - Краткое возвращение домой

Мы поссорились. Ее доводы выглядели неубедительно, я был сдержан. Я не желал ни быть одураченным, ни поддаваться яростному приступу заразной болезни. Ей хотелось убедить меня, что в этом деле нет ничего плохого, но она была чересчур поглощена — чем, я не знаю, — чтобы придумать какую-нибудь более или менее правдоподобную историю. Она пыталась, прежде всего, выведать, что я об этом думаю, чтобы использовать с выгодой для себя. Вывалив тысячу внушающих доверия соображений, она жадно следила за мной в надежде, что я пущусь в проповеди и наставления, которые в конце концов признают, как обычно, ее правоту, и она обретет свободу. Я же решил брать ее на измор. Два или три раза она готова была заплакать — чего я, естественно, желал, — но каждый раз, спохватившись, сдерживалась. Иногда мне удавалось привлечь ее внимание — затем оно снова ускользало от меня.

Без малейших угрызений совести я посадил ее около четырех часов в такси, и мы отправились на вокзал. Ледяной ветер взметал снежные вихри. Люди, ожидавшие на остановках автобусы — чересчур маленькие, чтобы вместить всех, — имели продрогший, беспокойный и несчастный вид. Я старался убедить себя в том, что нам повезло, поскольку мы с рождения принадлежали к привилегированному миру, в котором у всех благодаря состоянию всего вдоволь, — но мне не давало покоя ощущение, что этот мир меня покидает. Что-то враждебное, отрицающее весь наш мир, проникало в нас. Оно затопляло все вокруг: такси, улицы, площади, которые мы пересекали. Я впадал в панику при мысли, что Элен незаметно увлекает меня за собой к другому, скверному и опасному, миру. Пассажиры, переполнявшие вокзал, показались мне жителями чужой земли, которую я, пускаясь в плавание, оставляю далеко за собой.

Мое спальное место находилось в том же вагоне, что и купе Элен. Вагон был старым, с лампами, прикрытыми мутными плафонами, с коврами и обивкой, пропитанными тленом и прахом предыдущих поколений. Несколько пассажиров, ехавших в нашем вагоне, не произвели на меня никакого особенного впечатления. Они прогуливались по коридору в той атмосфере ирреальности, которую я теперь повсюду нес за собой. Я вошел в купе Элен, закрыл дверь, и мы сели.

Неожиданно я обнял ее и привлек к себе, словно она была еще маленькой девочкой… кем, собственно, она и оставалась. Она немного посопротивлялась, потом уступила. Но я чувствовал, что ее тело под моей рукой напряжено.

— Элен, — начал я, — ты просила оказать тебе доверие. Ну а ты сама разве не имеешь всех оснований доверять мне? Если ты расскажешь об этой истории, тебе, наверное, станет легче.

— Я не могу, — ответила она тихо. — То есть, о ней нечего рассказать.

— Ты встретила этого человека в поезде, возвращаясь домой, и влюбилась в него, так?

— Я не знаю.

— Скажи, Элен, ты влюблена в него?

— Я не знаю. Прошу, оставь меня в покое.

— Он имеет над тобой какую-то власть… назови это как хочешь. Он старается использовать тебя. Он рассчитывает что-нибудь выманить. Он не влюблен.

— Ну и что же? — спросила она слабым голосом.

— А то, что ты борешься со мной, вместо того чтобы попытаться бороться с этим чувством к нему. Я люблю тебя, Элен, слышишь? Говорю тебе только сегодня, но уже давно это знаю. Я люблю тебя.

Она смотрела на меня с насмешливым видом. Подобное выражение я встречал на лицах некоторых пьяниц, когда их пробовали увести домой.

— Элен, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. Он в этом поезде?

Она поколебалась, потом покачала головой.

— Послушай, Элен. Я задам тебе другой вопрос, и мне очень хотелось бы получить на него ответ. Во время твоего возвращения из Колледжа, в каком месте сел в поезд этот человек?

— Я не знаю, — произнесла она через силу, — … в Питтсбурге, наверное. Он заговорил со мной, когда мы отъехали от Питтсбурга.

И в этот момент я почувствовал каким-то глубинным инстинктом, что этот человек находится по другую сторону двери. Элен тоже это поняла. Она сильно побледнела и стала чем-то похожа на насторожившееся животное. Я опустил лицо на раскрытые ладони и попытался поразмыслить.

Мы провели в молчании, вероятно, более часа. Я видел мельком огни Чикаго, потом Инглвуда с его нескончаемыми предместьями. Они исчезли, и потянулись темные равнины Иллинойса. Казалось, поезд движется по пустыне. Проводник постучал в дверь и попросил разрешения приготовить постель. Я отослал его.

Через какое-то время я осознал, что схватка неизбежна. Цель, которой добивался этот человек, не могла не быть преступной. Я не старался понять мотивы его действий. Прежде всего нужно было добраться до его сущности, узнать, что ему заменяло сердце, — но я уже смутно предощущал, что именно обнаружу там за дверью.