У платформы, готовый к отправлению, стоял следующий поезд. Я запрыгнул в него чуть ли не на ходу. Одного я, кажется, не учел, и это не давало мне уснуть всю ночь. Мой поезд прибывал в Чикаго через десять минут после Берлингтонского. А десяти минут вполне могло хватить на то, чтобы Элен успела исчезнуть в этом одном из самых крупных городов мира.
Я составил телеграмму себе домой и передал служащему для отправки из Милуоки. Поутру, перешагивая чемоданы и протискиваясь между пассажирами, столпившимися в коридоре, я пробился к выходу и, оттолкнув проводника, первым выскочил из вагона. Несколько мгновений я стоял, ошеломленный сутолокой огромного вокзала, дымом и гудками паровозов, многократно отраженными сводами крытого перрона. Затем я бросился в здание вокзала: это было единственным шансом найти Элен.
Я угадал правильно: она стояла у телеграфного окошка и писала Бог весть какую ложь для своей матери. На ее лице отразились удивление и страх, когда она увидела меня, — коварство тоже. Соображать приходилось быстро: отделаться от меня не удастся, это она поняла. Я был чересчур сильно замешан в этой истории. Мы зорко следили друг за другом, лихорадочно размышляя.
— Брокау во Флориде, — сказал я через минуту.
— Очень любезно с твоей стороны проделать такое путешествие, чтобы сообщить мне это.
— Теперь, когда ты уже знаешь, наверное, нужно возвращаться в Колледж?
— Эдди, оставь меня в покое, прошу тебя, — ответила она.
— До Нью-Йорка мы поедем вместе; я тоже решил вернуться пораньше.
— Лучше бы тебе отстать от меня.
Она нахмурила свои прекрасные брови и стала похожа на своевольное животное, не желающее уступить. Затем, совершив над собой явное усилие, продемонстрировала веселую улыбку, призванную успокоить меня, но которая меня ничуть не убедила.
— Эдди, глупенький, не кажется ли тебе, что я достаточно взрослая, чтобы самой разобраться в своих делах?
Я не ответил.
Она добавила:
— Я должна найти одного человека, понимаешь? Мне всего лишь нужно увидеть его сегодня. У меня билет на поезд в пять часов. Если не веришь, посмотри в сумочке.
— Я тебе верю.
— Ты совсем не знаешь этого человека, и откровенно говоря… я считаю тебя дерзким и несносным.
— Я знаю этого человека.
И еще раз она не сдержала себя. Черты лица опять напряглись, и она произнесла с какой-то ухмылкой:
— Лучше бы тебе отстать от меня.
Я взял из рук Элен бланк и отправил объяснительную телеграмму ее матери. Затем посмотрел ей в глаза и сказал:
— Мы сядем на пятичасовой поезд вместе, и до его отхода я тебя не оставлю.
Я произнес эти слова с уверенностью, которая ободрила меня самого, думаю, и она поддалась ей. Во всяком случае, она уступила — по крайней мере, временно — и не сопротивляясь, направилась со мной к кассе, где я купил билет.
Когда я пытаюсь собрать воедино воспоминания об этом дне, в голове у меня нарастает какая-то путаница, словно память не желает восстанавливать события или сознание отказывается их воспринимать. Это было расплывчатое, мерцающее и мучительное утро. Мы долго петляли по городу на такси, прежде чем Элен выбрала универсальный магазин, где якобы собиралась сделать некоторые покупки. В магазине она пыталась потерять меня. В течение часа во мне жило ощущение, что кто-то следует за нами на такси. Я пробовал обнаружить его в зеркальце заднего обзора, но в нем я видел лишь лицо Элен, с напряженной, безрадостной улыбкой.
Все утро с озера дул резкий порывистый ветер, но когда мы отправились в Блэкстоун завтракать, пошел слабый снег, и мы довольно естественно принялись болтать о наших друзьях, о разных незначительных пустяках. И неожиданно ее тон изменился. Она стала серьезной и посмотрела мне в глаза с трогательным чистосердечием:
— Эдди, ты мой самый давний друг, — начала она, — и ты должен мне доверять. Если я тебе точно пообещаю, если я дам слово чести сесть с тобой в пять часов на поезд, согласишься ли ты оставить меня сейчас?
— Зачем?
— Ну, — неопределенно протянула она и слегка опустила голову. — Я полагаю, каждый из нас имеет право попрощаться…
— Ты хочешь попрощаться с этим?..
— Да, да, — подхватила она живо. — Дай мне несколько часов. Я обещаю встретиться с тобой в поезде.
— Ну что ж… думаю, за два часа ничего плохого не случится. Если ты в самом деле хочешь всего лишь попрощаться…
Я резко поднял голову и застал на ее лице выражение такого коварства, что вздрогнул от боли. Ее губы были поджаты, глаза сузились. На этом лице не осталось уже ни искренности, ни чистосердечия.
Читать дальше