Джон Голсуорси - Через реку

Крум кивнул.

— Может быть, теперь, в связи с приездом Корвена, она бросит работу, — заметил сэр Лоренс и пристально посмотрел молодому человеку в лицо.

Оно явственно помрачнело.

— Нет, не бросит. На Цейлон она не вернётся.

Фраза была произнесена так отрывисто и мрачно, что сэр Лоренс объявил:

— Здесь я обычно взвешиваюсь.

Крум проследовал за ним к весам, как будто у него не хватало духу расстаться с собеседником. Он был пунцово-красен.

— Откуда у вас такая уверенность? — спросил сэр Лоренс, воссев на исторический стул.

Молодой человек стал ещё краснее.

— Люди уезжают не для того, чтобы сейчас же возвратиться.

— Бывает, что и возвращаются. Жизнь — не скаковая лошадь, которая никуда не сворачивает от старта до финиша.

— Я случайно узнал, что леди Корвен решила не возвращаться, сэр.

Сэру Лоренсу стало ясно, что разговор дошёл до такой точки, за которой чувство может возобладать над сдержанностью. Этот молодой человек влюблён-таки в Клер! Воспользоваться случаем и предостеречь его? Или человечнее не обратить внимания?

— Ровно одиннадцать стоунов [15] Стоун — английская мера веса, равная 6,36 килограмма, употребляется главным образом при определении человеческого веса. , — объявил баронет. — А вы прибавляете или убавляете, мистер Крум?

— Я держусь примерно на десяти стонах двенадцати фунтах.

Сэр Лоренс окинул глазами его худощавую фигуру:

— Да, сложены вы удачно. Просто удивительно, как брюшко омрачает жизнь! Вам, впрочем, можно до пятидесяти не беспокоиться.

— По-моему, сэр, у вас тоже для этого нет оснований.

— Серьёзных — нет. Но я знавал многих, у кого они были. А теперь мне пора идти. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр. Честное слово, я вам страшно благодарен.

— Не за что. Мой кузен Джек не прогадает, вы, если прислушаетесь к моему совету, — тоже.

— Я-то уж, конечно, нет! — искренне согласился Крум.

Они обменялись рукопожатием, и сэр Лоренс вышел на Сент-Джеймс-стрит.

«Не понимаю, — рассуждал он про себя, — почему этот молодой человек производит на меня благоприятное впечатление? Он ещё доставит нам немало хлопот. Я должен был бы ему сказать: „Не желай жены ближнего твоего“. Но бог так устроил мир, что мы никогда не говорим того, что должны сказать. Интересно наблюдать за молодёжью! Считается, что она непочтительна к старикам и вообще, но, право, он, сэр Лоренс, этого не замечал. Современные молодые люди воспитаны ничуть не хуже, чем он сам был в их годы, а разговаривать с ними даже легче. Разумеется, никогда не угадаешь, что у них на уме, но так оно, наверно, и должно быть. Рано или поздно смиряешься с мыслью, — и сэр Лоренс поморщился, споткнувшись о камни, окаймлявшие тротуар на Пикадилли, — что старики годятся лишь на то, чтобы с них снимали мерку для гроба. Tempora mutantur, et nos mutamur in illis [16] Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними (лат.). . Впрочем, так ли уж это верно? Его поколение отличается от нынешнего не больше, чем манера произносить латинские слова в дни его юности от того, как их произносят теперь. Молодёжь — всегда молодёжь, а старики — это старики; между ними всегда останутся расхождения и недоверие; старики всегда будут испытывать горячее, но нелепое желание думать и чувствовать, как молодёжь, сетовать на то, что не могут так думать и чувствовать, а в глубине души сознавать, что, будь у них возможность начать жить сначала, они бы не воспользовались ею. И это милосердно по отношению к человеку! Когда он износился, жизнь исподволь и мягко приучает его к летаргии. На каждом этапе существования ему отпущено ровно столько воли к жизни, сколько требуется, чтобы дотянуть до конца. Чудак Гёте обрёл бессмертие под мелодии Гуно благодаря тому, что раздул потухающую искру в яркое пламя. Чушь! — подумал сэр Лоренс. — Типично немецкая чушь! Да неужели бы я, если бы даже мог, поменялся судьбой с этим мальчиком, чтобы вздыхать, рыдать, украдкой предаваться восторгам и чахнуть от тоски? Ни за что! А поэтому хватит со стариков их старости. Когда же наконец полисмен остановит эти проклятые машины? Нет, практически ничто не изменилось. Шофёры ведут машины, повинуясь тому же ритму, в каком кучера омнибусов и кэбов погоняли своих спотыкающихся, скользящих по мостовой, гремевших копытами кляч. Молодые люди и девушки испытывают то же законное или незаконное влечение друг к другу.

Конечно, мостовые стали иными, и жаргон, которым выражаются эти юношеские желания, тоже иной, но, видит бог, правила движения по жизни остались неизменными: люди скользят друг мимо друга, сталкиваются, чудом не ломают себе шею, торжествуют и терпят поражение независимо от того, хорошие они или плохие. Нет, — думал сэр Лоренс, — пусть полиция издаёт циркуляры, священники пишут в газеты, судьи произносят речи, — человеческая природа идёт своим путём, как шла в дни, когда у меня прорезался зуб мудрости».