Поступок же никакой не может быть совершенным. NN 1отказался от военной службы, его родители, жена мучаются, страдают. Ксения отказалась от лжи метрического свидетельства, ее мать, отец страдают, она порывает или хоть надрывает любовную связь с ними. В тот самый день, когда я получил ваше письмо, я получил письмо от жены приговоренного к 20-ти годам каторжных работ, почтенного, вполне невинного человека, 2с просьбой написать письмо знакомому мне сенатору 3о том, чтобы он, так как дело перенесено в Сенат, смягчил участь подсудимого. И обращение ласковое к сенатору, и признание Сената существующим разумным учреждением, всё это с моей стороны нехорошие поступки, но я не мог, не умел лучше сделать, как написать это письмо. Возьмем человека, живущего с семьей одним своим трудом на земле. К нему приходит ослабевший человек и живет у него, поедая пищу его детей. Разве может этот земледелец поступить так, чтобы не было в его поступке нехорошего. Дело только в том, сделал ли он все зависящие от него усилия, чтобы поступить не для своей личности, а наилучшим образом перед богом, только перед богом, а не перед людьми. Царство божие, то, которое внутри нас, усилием берется. Так вот, если сделано это усилие, то человек сделал всё, что мог и что должен был сделать.
Упомянул же я о том, чтобы человек делал то, что делает, хорошенько сознавал бы побудительную причину своего поступка — для души, для бога ли он делает то, что делает, или для похвалы людей, хотя бы самых хороших уважаемых всеми людей. Соблазн этот опасен и ужасен именно тем, что он так смешивает желание славы людской с желанием жить для души, для бога, что нельзя быть достаточно осторожным и строгим к этому соблазну.
Средство против этого соблазна, которое употребляю сам и советую и вам и, главное, молодым людям, как Ксения, в том, чтобы при сомнении, как поступить, спросить себя: поступил ли бы я так, если бы знал, что вечером должен умереть, или, что гораздо легче представить себе, поступил ли бы так, если бы знал, что любимые, уважаемые мною люди осудят меня за этот поступок. Если и в этом случае поступил бы так же, то поступок наверно хорош. Вот всё, что умел сказать вам на ваши и Ксении трудные вопросы. Очень рад буду, если оно пригодится вам.
Любящий вас обеих
Л. Толстой.
1909. 25 февраля.
Печатается по машинописной копии, вклеенной в копировальную книгу № 8, лл. 510—510а.
Ответ на письмо жены начальника мастерских Московско-Брестской ж. д. Марии Ипполитовны Разумниковой. в котором она писала о разногласиях со своей семнадцатилетней дочерью Ксенией, в то время гимназисткой, которая отказывалась от получения паспорта, по своим убеждениям считая обращение к властям «поощрением того порядка вещей, который существует». В заключение М. И. Разумникова указывала, что если Ксения не окончит гимназию, «то произойдет раздор с отцом», который не сочувствует ее убеждениям.
1Так в копии.
2Имеется в виду письмо жены Бедро. См. прим. 1 к письму № 82.
3А. М. Кузминский.
1909 г. Февраля 25. Я. П.
То, что вы пишете в конце письма о том, что нет никаких богов и святых, которым надо поклоняться, а есть только один дух божий, к[отор]ый живет в каждом человеке, и что поэтому надо стараться не выгнать его из себя и не оскорбить никого, а любить всех без исключения, это вполне справедливо. Поэтому справедливо и то, что вы не признаете то, что человеку нехорошо быть богатым. Справедливо это п[отому], ч[то]богатый человек удерживает у себя то, что нужно его братьям, и потому не любит всех без исключения.
Посылаю вам мое краткое изложение евангелия; мож[ет] быть, прочтя его, вы согласитесь со мной.
Брат ваш
Лев Толстой.
25 ф. 1909.
Ответ на письмо И. В. Колесникова (сведений о нем не имеется), без даты, со станции Сыр-Дарья, Средне-Азиатской ж. д., в котором Колесников спрашивал, как Толстой смотрит на богатство; со своей стороны он не считал человека, «нажившего своими трудами капитал, противным богу и заслуживающим наказания».
На письме И. В. Колесникова Толстой карандашом написал: Ответить и послать книг.
1909 г. Февраля 25. Я. П.
Получил ваше последнее письмо, милый Владимир, и поражен, той кипучей жизнью, к[отор]ая идет у вас в тюрьме. Да, «всё в табе», как говорил Сютаев. Человек живет, казалось бы, в центре движения и один — и человек в одиночн[ом] заключении — и в общении с всем миром. Помогай вам бог, милый брат, не поддаться соблазну, удесятеряемому по силе вашим положением. Соблазны все тем страшны (горе миру от соблазнов), что они незаметно подмешивают зло к самым лучшим стремлениям. Такова любовь между полами, таков соблазн — ужасный, про к[отор]ый вы пишете, — соблазн славы людской.
Читать дальше