Николай Лейкин - Рыболовы

— Ну, скажите на милость, весь мой запасъ спотыкаловокъ вчера высосали! Нечего и въ фляжку налить, чтобъ адмиральскій часъ въ лѣсу справить. Четыре бутылки были полныя — и въ лоскъ… Ни рябиновой, ни мадеры, ни хересу. Только коньяку на донышкѣ. Съ чѣмъ мы поѣдемъ?

— Насчетъ этого не безпокойтесь, — отвѣчалъ егерь. — У кабатчика нынче отличная водка. Даже самая очищенная московская есть. Рябиновый настой тоже прелесть. Пойдемъ мимо кабака, зайдемъ и наполнимъ охотничьи фляжки.

— А сыръ гдѣ? Гдѣ сыръ? Я вѣдь большой кусокъ сыру и колбасу привезъ. Фу, ты пропасть! Ни колбасы, ни сыру. А съ вечера все на столѣ было.

— А это ужъ у вашей собачки-англичанки спросите. Не слѣдовало ее на ночь въ избѣ оставлять.

— Да неужто Діана сожрала?

— Она-съ. Собственноручно видѣлъ, когда въ пять часовъ утра пришелъ сюда будить васъ. Она еще доѣдала тогда вашу закуску. Вонъ огрызокъ сыра подъ диваномъ валяется. Не въ моготу ужъ и дожрать-то было, подлой.

— Ну, за это драть! Немилосердно надо драть… — говорилъ Василій Тихонычъ, сжимая кулаки. — Ахъ, мерзавка! Да что это въ Англіи нарочно собакъ къ воровству пріучаютъ, что-ли! И вѣдь что обидно: безъ закуски, анаѳема, охотниковъ оставила. Ну, чѣмъ мы теперь въ лѣсу на привалѣ будемъ закусывать? Въ здѣшней лавочкѣ колбаса изъ кошатины. Развѣ сардинокъ коробку взять?

— Въ кабакѣ яицъ крутыхъ захватимъ, въ лавкѣ ситнику — вотъ намъ и закуска. Сбирайтесь только, ваша милость, скорѣй. Вѣдь ужъ скоро девять часовъ…

Всѣ засуетились. Егерь началъ выносить изъ избы ружья. Петръ Михайлычъ кряхтѣлъ и еле переставлялъ ноги, выходя на улицу деревни.

Черезъ минуту охотники, егерь и собака ѣхали въ телѣгѣ по деревнѣ.

— Легче, Стаканъ, легче! Животъ у меня дрожитъ очень и подъ сердце стрѣляетъ. Вѣдь ужъ ежели выѣхали, то куда теперь торопиться! Успѣемъ… — говорилъ Петръ Михайлычъ мужику и держался за животъ.

Доѣхали до кабака, находящагося на концѣ деревни; онъ-же постоялый дворъ и штофная лавочка. Вывѣска гласила: «Постоялый дворъ лучшихъ водокъ и наливокъ».

— Прикажете остановиться, ваша честь? — спросилъ мужикъ Степанъ, все время ѣхавшій по деревнѣ шагомъ по приказанію Петра Михайлыча.

— Да ужъ брать-ли водки-то съ закуской съ собой? — перебилъ его Василій Тихонычъ, обращаясь къ Петру Михайлычу. — Ты весь расклеился, еле сидишь на телѣгѣ.

— А то какъ-же? Обязательно надо брать. Чѣмъ-же мы подкрѣпимся-то въ лѣсу? Я изъ-за того только и расклеился, что не подкрѣпился съ утра, какъ слѣдуетъ.

— А подкрѣпишься, перекалишь и опять сдѣлаешься разварной судакъ — соусъ провансаль.

— Надо въ умѣренности. Я по малости. Зачѣмъ перекаливать?

— Возьмите, ваша милость, подкрѣпленія. Какая-же это будетъ охота, ежели безъ подкрѣпленія! — замѣтилъ Степанъ.

— Амфилотей! Брать? — спросилъ Василій Тихонычъ егеря. — Я боюсь, что какъ-бы намъ…

— Да ужъ возьмите. Что тутъ…

— Тпрр…

Степанъ остановилъ лошадь. Петръ Михайлычъ и Василій Тихонычъ слѣзли съ телѣги и вошли на крыльцо кабака, постоялаго двора тожъ. Хотѣлъ слѣзать и егерь, но Василій Тихонычъ остановилъ его.

— А ты покарауль собаку. Пусть она въ телѣгѣ останется. Я боюсь взять ее съ собой. Какъ-бы она не вскочила тамъ на буфетную стойку да не сожрала что-нибудь.

Въ кабакѣ толпились мужики. Были проѣзжіе, были и мѣстные. Тутъ-же присутствовалъ и кривой мужикъ, продавшій вчера Петру Михайлычу форель и потомъ бражничавшій съ нимъ. Онъ былъ пьянъ.

— Петръ Михайлычъ! Создатель! Словно солнце засіяло, когда вы вошли! — воскликнулъ онъ. — А я изъ-за васъ, ваша честь, сегодня гуляю, потому такъ какъ вы меня вчера попотчивали, а человѣкъ слабъ. Бабій платокъ, ваша честь, пропиваю, право слово. Денегъ нѣтъ, за деньгами я къ вамъ сегодня утречкомъ являлся, чтобы за вчерашнюю рыбу получить, а вы изволили сказать: «приходи потомъ».

— На деньги. Подавись.

Петръ Михайлычъ расплатился за рыбу.

— Вотъ за это спасибо! Вотъ благодаримъ покорно! — воскликнулъ мужикъ. — А теперь ужъ будьте, ваша честь, благородны и опохмелите меня стаканчикомъ… Дозвольте вашу милость съ здоровьемъ поздравить. Сами вы виноваты, что спутали меня вчера, такъ ужъ должны-же вы…

— Ну, налейте ему стаканъ!

Лѣзъ въ кабакъ и мужикъ Степанъ.

— Дозвольте, Петръ Михайлычъ, стаканчикомъ поруководствоваться, — заговорилъ онъ. — Ей-ей, поправка нужна. Цѣлый день я изъ-за вашей милости вчера прогулялъ. Отойти невозможно отъ васъ, потому жду, что вотъ-вотъ поѣдете…