Николай Лейкин - Рыболовы

— За глухаря? Ловко! Хорошая будетъ охотничья собака.

— Ха-ха-ха! — разразился хриплымъ смѣхомъ и Петръ Михайлычъ, выпившій уже двѣ рюмки коньяку, нѣсколько пришедшій въ себя и развеселившійся.

— Теперь не будетъ цыплятъ ловить! Долго будетъ русскую науку помнить! — махнулъ рукой егерь.

— Боюсь только, что ты на дичь мнѣ ее испортилъ, — сказалъ Василій Тихонычъ. — Будетъ бояться дичь брать.

— Не станетъ бояться, ежели она настоящая охотничья собака.

— Покажи-ка, покажи-ка, какіе она у тебя фокусы съ говядиной дѣлаетъ? — спросилъ Петръ Михайлычъ.

— Діана! Иси! На! — крикнулъ собакѣ Василій Тихонычъ, доставъ кусочекъ говядины изъ кармана и вызывая изъ-подъ дивана собаку, но та не шла. — Нѣтъ, безъ англійскихъ словъ ничего не подѣлаешь да и напугана она поркой, — прибавилъ онъ.

Вошелъ мужикъ Степанъ.

— Поѣдете сегодня, ваше степенство, на желѣзную дорогу? — спросилъ онъ. — Ужъ ежели поспѣвать на поѣздъ, то надо сейчасъ ѣхать.

Петръ Михайлычъ былъ въ раздумьѣ.

— Ахъ, и нужно бы домой ѣхать, жена ждетъ, — сказалъ онъ: — но какъ я поѣду домой, не бывши еще на охотѣ! Надо хоть какую-нибудь пичужку застрѣлить. Ужъ и не знаю, право.

— Да полно тебѣ! Оставайся! А завтра чуть свѣтъ на утокъ со мной… — сказалъ ему Василій Тихонычъ.

— Какія тутъ утки, ежели у меня выводки куропатокъ есть приготовлены.

— Тогда сначала на утокъ, а потомъ на куропатокъ и завтра съ вечернимъ поѣздомъ домой.

— Жена-то ждетъ — вотъ въ чемъ сила. Опять-же завтра и векселю срокъ въ банкѣ.

— Да неужто приказчики-то не распорядятся заплатить, ежели съ векселемъ въ лавку придутъ?

— Такъ-то оно такъ, но вексель-то чужой, а мой только бланкъ. Положимъ, что векселедатель человѣкъ надежный… Но жена, жена…

— Женѣ телеграмму… Вотъ мужикъ и съѣздитъ на желѣзную дорогу телеграмму подать.

— Въ лучшемъ видѣ, ваша милость, съѣзжу. Лошадь готова… — встрепенулся мужикъ.

— Нельзя, нельзя телеграмму… Напугаешь жену, подумаетъ Богъ знаетъ что… Нѣтъ, ужъ лучше такъ… Позвольте, да у насъ сегодня которое число? Второе вѣдь?

— Экъ ты хватилъ! Третье. Второе вчера было. Сегодня суббота, третье число…

Петръ Михайлычъ схватился за голову.

— Батюшки! Такъ вѣдь векселю-то сегодня срокъ, а не завтра. Ахъ, ты незадача какая! — воскликнулъ онъ. — А вѣдь я думаю, что все еще второе число!

— Второе число было вчера и вы изволили весь день… — началъ было егерь.

— Молчи! Не сбивай съ толку! И такъ уже я сбился съ этимъ проклятымъ бражничаньемъ! А изъ-за чего? Чуть только сюда придешь — сейчасъ и лѣзутъ къ тебѣ разные мужики, бабы, дѣвки, ребятишки. Кто раковъ тащитъ, кто грибовъ, кто рыбы… Тьфу! Да неужто, господа, сегодня въ самомъ дѣлѣ суббота? — удивлялся Петръ Михаилычъ. — Честное слово, я думалъ, что пятница.

— Потерялъ купецъ пятницу! Ха-ха-ха! — захохоталъ Василій Тихонычъ. — Просто ты проспалъ ее.

— Ну, чего зубы скалишь! Чего! Нѣтъ, надо ѣхать сейчасъ домой.

— Прикажете лошадь сейчасъ подавать? — спросилъ мужикъ.

— Не надо, не надо, — перебилъ его Василій Тихонычъ. — Онъ останется. Ну, чего ты сегодня поѣдешь? Съ какой стати? Не сдѣлавъ ни одного выстрѣла и ѣхать?

— Да вотъ вексель-то…

— Ночью пріѣдешь и платить будешь? Кто-же по ночамъ платитъ! Да и не заплатили по векселю, такъ вексель все равно теперь протестованъ. Но какъ не заплатить? Вѣдь у тебя тамъ люди остались торговые, понимающіе люди.

— Такъ-то оно такъ, — согласился Петръ Михайлычъ.

— Ну, и оставайся. Вотъ и Богданъ Карлычъ остается. Сегодня мы выпьемъ, закусимъ, часика на два сядемъ втроемъ съ болваномъ въ винтъ сыграть, а потомъ спать и утречкомъ всѣ трое на охоту. Сначала на уткахъ мою англичанку попробуемъ, а потомъ на твоихъ куропаточныхъ выводковъ… Амфилотей! Сбѣгай въ лавочку и купи карты! Вотъ рубль. Да слышишь! Нельзя-ли намъ велѣть уху сварить!

Егерь отправился исполнять требуемое. Мужикъ стоялъ и переминался съ ноги на ногу.

— Не поѣдете сейчасъ, Петръ Михайлычъ? Откладывать лошадь? — спрашивалъ онъ.

— Откладывай! — махнулъ рукой Петръ Михайлычъ.

Черезъ полчаса охотники играли въ винтъ съ болваномъ, сидя около потухшаго самовара. Хозяйка готовила за стѣной ужинъ. Было чадно. Пахло пригорѣлымъ масломъ. Ларецъ съ бутылками былъ переставленъ на стулъ. Владѣлецъ его Василій Тихонычъ и Петръ Михайлычъ то и дѣло подходили къ нему, вынимали изъ него фляжки, наливали себѣ рюмки и пили. Не отставалъ отъ нихъ и докторъ Богданъ Карлычъ, но при каждомъ обращеніи къ ларцу приговаривалъ: