Николай Лейкин - Воскресные охотники

— Вотъ этотъ Артамонъ Иванычъ тоже ладилъ нашего учителя съѣсть, да становой заступился. Заступился, помирилъ и заставилъ еще Артамона Иваныча учителю канарейку подарить! На здѣшнее-то учительское мѣсто… Постой, постой… Вишь, какъ клюнуло… Даже поплавокъ подъ воду ушелъ. Надо потягивать осторожно.

— Что-нибудь большое у васъ… — проговорилъ молодой человѣкъ и началъ смотрѣть на удочку старика.

— Большое-то большое, только не щука. Щука тутъ не ловится. Тутъ мѣсто тинистое. Щуку я даве на плотинѣ поймалъ.

Старикъ началъ тянуть удочку, подтянулъ ее къ берегу и вытащилъ крупнаго карася.

— А! Изъ нашего духовнаго званія рыбица попалась. Поди, поди сюда, голубчикъ.

— Вы сейчасъ сказали: «изъ нашего духовнаго званія». Развѣ вы духовный?

— Сорокъ восьмой годъ пономарствую. Пономарь я здѣшній, пономарь Скорпіоновъ, — далъ отвѣтъ старикъ.

— Отчего-же вы карася называете «нашимъ»?

— Да такъ ужъ… Въ прудѣ живетъ, такъ изъ пруда никуда и не годится. А ежели въ рѣчкѣ карась, то въ тинѣ сидитъ и въ глубь не выплываетъ. Такая ужъ рыба. Вѣдь съ духовенствомъ то-же самое. Лиши его званія, пусти въ другую воду — не годится, не выживетъ, спутается. Былъ у насъ тутъ лѣтъ пятнадцать тому назадъ дьяконъ вдовый и задумалъ этотъ дьяконъ жениться. Какъ духовному чину второй разъ жениться? Нельзя. А жениться припала охота самая скоропалительная. Что тутъ дѣлать? Мерекалъ, мерекалъ онъ, да и разстригся, вышелъ изъ духовнаго званія. «Я, говоритъ, и такъ себѣ хлѣбъ найду». Что-жъ ты думаешь, куда ни совался — нигдѣ не берутъ. А гдѣ возьмутъ, такъ ужиться не можетъ. Ужъ онъ и у становаго писаремъ служилъ, и у мироваго письмоводителемъ — не уживается больше мѣсяца, да и шабашъ. Началъ торговать — прогорѣлъ. Въ лѣсничіе наконецъ нанялся. Пожилъ, пожилъ, загрустилъ, запивать началъ, спился, захворалъ грудью и Богу душу отдалъ. И двухъ лѣтъ со второй женой не прожилъ.

Опуская карася въ ведро, старикъ сказалъ:

— Фу, сколько у меня рыбы-то въ ведрѣ накопилось! А я ловлю, да ловлю. Пора и домой… И то пожалуй не донесешь. Выскакивать изъ ведра начнетъ. Ну, сударь, оставайтесь одни, а я ко дворамъ… На ужинъ съ лихвой наловилъ. Червей я вамъ оставлю. Хорошіе черви.

Онъ сталъ собирать удочки. Собралъ ихъ, перевилъ веревкой, надѣлъ на себя ветхій длиннополый сюртукъ и, снявъ картузъ, раскланялся съ молодымъ человѣкомъ.

— Прощайте, сударь… Счастливой охоты…

— Прощайте, господинъ… карась, — отвѣчалъ молодой человѣкъ.

— Карась… Карась и есть. Въ самомъ дѣлѣ карась… Ну-ка, выди я изъ своей воды въ другую воду, что я буду дѣлать! Во что сунусь?.. пробормоталъ онъ, закинулъ на плечо удочки, взялъ въ другую руку ведро и поплелся отъ мѣста уженья.

Повѣяло холодкомъ послѣ деннаго зноя. Былъ часъ седьмой вечера. Солнце бросало косые лучи и золотило крыши домовъ и верхушки деревьевъ. Изъ-за полуразвалившейся рѣшетки, ограждавшей большой тѣнистый садъ заброшенной барской усадьбы, вышелъ старикъ Антипычъ, когда-то служившій дворецкимъ въ этой усадьбѣ, а нынѣ проживающій въ ней на покоѣ и вмѣсто караульщика, и направился къ плотинѣ большого полузаросшаго водорослями пруда. Антипычъ былъ въ картузѣ, въ коломянковомъ пальтишкѣ, въ опоркахъ на босую ногу и несъ въ одной рукѣ ведерко, а въ другой удочки. Подойдя къ плотинѣ, онъ остановился, положилъ на землю удочки и въ раздумьи потеръ ладонью сѣдой щетинистый подбородокъ.

— Ловится-ли что-нибудь? — спросилъ онъ пономаря Скорпіонова, сидѣвшаго на берегу подъ старой ветлой около закинутыхъ удочекъ.

Пономарь повернулъ къ нему свою лысую голову, пощипалъ рѣденькую сѣдую бородку и отвѣчалъ:

— Часа не сижу, а ужъ штукъ пятнадцать карасей поймалъ.

— Ну, вотъ поди-жъ ты! И счастье-же вамъ, духовенству! А я вотъ по три часа сиживалъ и никогда больше пяти рыбицъ домой не принашивалъ.

— Не въ счастьѣ тутъ дѣло, а въ томъ, что на поплавки глядѣть надо въ оба. А ты нешто глядишь въ оба? Я вѣдь твою рыбную ловлю знаю. Ты вотъ придешь, сядешь, да про поплавки-то и забудешь. То глядишь на облака, то песокъ или камушекъ начнешь разсматривать, то самая обыкновенная птица тебя въ интересъ введетъ и начнешь ты за ней слѣдить. А рыбная ловля этого не любитъ. Она любитъ, чтобъ только объ ней думать, только за поплавкомъ слѣдить. Дай-ка табаку понюхать.

Антипычъ вынулъ изъ кармана табакерку, понюхалъ самъ и протянулъ ее пономарю.

— Съ золой? — спросилъ пономарь, звонко набивая себѣ носъ.